Неточные совпадения
Шелковые локоны волос Луизы навевались ветерком на его уста;
рука ее млела в его
руке, щеки ее горели,
глаза останавливались на нем с нежностью и потуплялись от стыда.
Прочтя это письмо, Паткуль задумался: какое-то подозрение колебало его мысли и тяготило сердце. «Неужели? — говорил он сам себе. — Нет, этого не может быть! Понимаю, откуда удар! Нет, Вольдемар мне верен». Окончив этот разговор с самим собою, он поднял
глаза к небу, благодаря Бога за доставление в его
руки пасквиля, разодрал его в мелкие клочки и спокойно сказал присутствовавшим офицерам...
— Прощай, ребятушка! (Здесь Ильза низко присела и послала
рукою одному пригожему новобранцу поцелуй, заставивший его тряхнуть головой, как будто на нем волосы были острижены в кружок, и покраснеть до белка
глаз.)
Круглый большой обломок стены, упавший на другой большой отрывок, образовал площадку и лестницу о двух ступенях. Тут на разостланной медвежьей шкуре лежал, обхватив правою
рукою барабан, Семен Иванович Кропотов. Голова его упала почти на грудь, так что за шляпой с тремя острыми углами ее и густым, черным париком едва заметен был римский облик его. Можно было подумать, что он дремлет; но, когда приподнимал голову, заметна была в
глазах скорбь, его преодолевавшая.
Петр Великий видел все своими
глазами, все знал и
рукою верною назначал каждому свое место по старшинству ума, труда, познаний и душевных достоинств, а не по степени искательства и рода.
В угодность царю-преобразователю, он сделался по наружности казаком; но большая голова, вросшая в широкие плеча, смуглое, плоское лицо, на котором едва означались места для
глаз и поверхность носа, как на кукле, ребячески сделанной, маленькие, толстые
руки и такие же ноги, приставленные к огромному туловищу, — все обличало в нем степного жителя Азии.
Пора узнать, для чего его муштровали; он ждет опытов, службы настоящей; он ждет развязки
рукам и духу своему;
глазу и сердцу его нужна живая мишень.
— Ильза! — перекликнулся он, нахлобучил шляпу с длинными полями на
глаза, окутался плащом, спустился с горы и, протянув
руку маркитантше, потонул с нею в тумане.
Кровь его кипела; огонь зажигался в
глазах; не раз поднималась
рука, чтобы ухватиться за оружие, которого с ним не было.
— Что-то рябит в
глазах, — сказал он, запинаясь. — Почерк знакомый! Точно, это ее злодейская
рука! — Он начал читать про себя. Приметно было, как во время чтения ужас вытаскивался на лице его; губы и
глаза его подергивало. Пробежим и мы за ним содержание письма...
— Я никогда не обвиняла вас, Густав!.. — произнесла Луиза смущенным голосом, обнаружившим все, что происходило в ее душе, закрыла платком полные слез
глаза и, дружески протянув ему
руку, присовокупила: — Простите навсегда!
Наш Аполлон, широко размахнувшись
рукою, потом ударив себя в грудь и, наконец, по струнам лиры, отчего она согнулась, не издав из себя звука, с
глазами горящими, как у беснующегося, произнес громогласно с полсотни стихов.
— Очень рад! — повторил Шлиппенбах голосом оскорбленного самолюбия, привыкшего, чтобы все падало перед ним, и неожиданно пораженного неуважением иностранца. Опустив
руку, столь явно отвергнутую, он покраснел до белка
глаз и присовокупил насмешливо: — Вы едете, конечно, других посмотреть и себя показать.
Проговорив это, Шлиппенбах прислонился затылком к высокому задку стула, воткнул стоймя огромную перчатку в широкие раструбы своего сапога, как бы делал ее вместо себя соглядатаем и судьею беседы, сщурил
глаза, будто собирался дремать, взглянул караульным полуглазом на Фюренгофа и Красного носа, захохотал вдруг, подозвал к себе
рукою Адольфа и шепнул ему на ухо...
Приезд его на Кавказ — также следствие его романтического фанатизма: я уверен, что накануне отъезда из отцовской деревни он говорил с мрачным видом какой-нибудь хорошенькой соседке, что он едет не так, просто, служить, но что ищет смерти, потому что… тут, он, верно, закрыл
глаза рукою и продолжал так: «Нет, вы (или ты) этого не должны знать! Ваша чистая душа содрогнется! Да и к чему? Что я для вас! Поймете ли вы меня?..» — и так далее.
Это был подарок Райского: часы, с эмалевой доской, с ее шифром, с цепочкой. Она взглянула на них большими глазами, потом окинула взглядом прочие подарки, поглядела по стенам, увешанным гирляндами и цветами, — и вдруг опустилась на стул, закрыла
глаза руками и залилась целым дождем горячих слез.
Неточные совпадения
По левую сторону городничего: Земляника, наклонивший голову несколько набок, как будто к чему-то прислушивающийся; за ним судья с растопыренными
руками, присевший почти до земли и сделавший движенье губами, как бы хотел посвистать или произнесть: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!» За ним Коробкин, обратившийся к зрителям с прищуренным
глазом и едким намеком на городничего; за ним, у самого края сцены, Бобчинский и Добчинский с устремившимися движеньями
рук друг к другу, разинутыми ртами и выпученными друг на друга
глазами.
Вгляделся барин в пахаря: // Грудь впалая; как вдавленный // Живот; у
глаз, у рта // Излучины, как трещины // На высохшей земле; // И сам на землю-матушку // Похож он: шея бурая, // Как пласт, сохой отрезанный, // Кирпичное лицо, //
Рука — кора древесная, // А волосы — песок.
Крестьяне речь ту слушали, // Поддакивали барину. // Павлуша что-то в книжечку // Хотел уже писать. // Да выискался пьяненький // Мужик, — он против барина // На животе лежал, // В
глаза ему поглядывал, // Помалчивал — да вдруг // Как вскочит! Прямо к барину — // Хвать карандаш из
рук! // — Постой, башка порожняя! // Шальных вестей, бессовестных // Про нас не разноси! // Чему ты позавидовал! // Что веселится бедная // Крестьянская душа?
В следующую речь Стародума Простаков с сыном, вышедшие из средней двери, стали позади Стародума. Отец готов его обнять, как скоро дойдет очередь, а сын подойти к
руке. Еремеевна взяла место в стороне и, сложа
руки, стала как вкопанная, выпяля
глаза на Стародума, с рабским подобострастием.
Так шел он долго, все простирая
руку и проектируя, и только тогда, когда
глазам его предстала река, он почувствовал, что с ним совершилось что-то необыкновенное.