Неточные совпадения
О тогда, если не задушат этой гласности в ее зародыше те, кому она по грехам их не понравится, я опишу историю одного события в
моей жизни на поучение следователям и судьям.
— Вы, друг
мой, можете быть, спасли мне нынче
жизнь, — сказал старик, пожимая ему крепко руку, — оживили своей беседой наше пустынное житье, да еще вдобавок будто с собой принесли весточку от сына. День этот записан у меня в сердце. Во всякое время вы наш дорогой гость.
— Да, — сказала Тони, — я по этой части большая чудачка. Например, я верю, что счастье и несчастье посылаются нам по предназначенью свыше. Конечно, если встречусь с невзгодами
жизни, я не останусь пассивной страдалицей, не опущу по-турецки руки. О! тогда, вооружась всеми силами
моей души, всеми средствами
моего умишка, я пойду против этих невзгод. Но если они одолеют, я не предамся отчаянию, а безропотно скажу: они не от меня, так мне предназначено, так Богу угодно, — и мне будет легче.
—
Мой характер слишком восторженный, — как бы тебе еще сказать, — слишком порывистый, мечтательный, а это для полной гармонии в
жизни мужа и жены, для счастья их не годится. Вот ты бы дело другое, вы как будто созданы один для другого.
— Я потерял совсем голову, потому что потерял все, что мне дорого было в
жизни. Признаюсь вам, вчера раздосадованный, огорченный вашим ответом, после пирушки на проводах
моих друзей, отуманенный вином, я пришел прямо к вам…
— Ну, полно бесноваться, душка, ты остаешься для меня навсегда,
мой милый, бесценный друг, которую не променяю ни на каких барышень, которую буду любить до гроба. Перестань хмуриться, улыбнись,
моя краса. Поверь, что ты не можешь иметь друга более тебе преданного, готового пожертвовать тебе своею
жизнью. Если после этого ты будешь ревновать меня, так лучше расстанемся.
— Я и не забыл своего обещания, любезный друг. Но чтоб не затруднить ни вас, ни себя длинным рассказом, собираю разрозненные фрагменты, написанные на многих клочках, привожу их в порядок и отдам переписать верному человечку. Дней через десять, — может быть, немного более, вы получите полную историю
моей жизни, — даю вам слово. Этот знак
моей доверенности послужит вам доказательством, как я вас люблю.
Рана
моя не представляла опасности, пуля только сорвала кусочек мяса с икры; ротмистр был ранен тяжелее, но за
жизнь его ручался лекарь-поляк, который (надо отдать справедливость его человеколюбию), управясь со своими, принялся и за наших.
К домашним
моим радостям присоединилось отрадное чувство, что и
моя служебная
жизнь не нарушалась никакими важными неприятностями. Правда, с некоторого времени случались у меня с Анонимом столкновения, доходившие до высшего начальства, из которых я выходил, однако ж, с торжеством; правда, были колючки с его стороны, не улегшиеся в его ежовой душенке за неудавшийся заем, но они скользили только по
моему сердцу, не оставляя в нем глубоких следов. Сочтемся бывало, и остаемся в прежних мирных отношениях.
Господи! Ты читаешь всевидящим оком в душе
моей, Тебе известно, что ни одного черного дела не сделал я в продолжение
моей жизни, что я не изменял никогда долгу и чести ни в отношении к своим ближним, ни в отношении к своему отечеству и государю. Это скажу и тогда, когда предстану пред высочайший суд Твой.
Вот вам, друг
мой, история
моей жизни. Как видите, много в ней печальных страниц, над которыми вы призадумаетесь. Но не забудьте, что я с благодарностью целую десницу, пославшую мне несколько лет несравненного счастья с
моей неоцененной Агнесой и
моими добрыми детьми.
— Молю Бога, чтоб она избавилась от злого навождения. Сказала бы больше, да боюсь, не пришли бы
мои слова к привычке чесать язык насчет ближних. Я так люблю, так предана этому семейству, оно же так много пострадало в
жизни своей. Считаю за смертный грех прибавить к его горю новое.
— Глаз
мой верен. Да, если б не вино, не стал бы городить такой вздор, особенно к концу вашего спора. Сравнивая свою судьбу со счастливой
жизнью вашего адвоката, он высказал перед нами тайну своего сердца. Заметили ли, как Лизавета Михайловна при появлении его сделалась белее скатерти на чайном столе? Рука ее задрожала так, что, я думала, чайник выпадет и произойдет какой-нибудь скандал. Видели ли вы все это?
Общий любимец их писал из Приречья к Михаилу Аполлонычу, что «не забывает их среди приятной
жизни в своем семействе и хлопот по наследству, заочно познакомил их с матерью и сестрами, которые, не видевши их, еще полюбили. Когда кончатся
мои деловые заботы, — прибавлял он, — непременно привезу их в Москву, чтобы они сами могли оценить душевные качества, которыми жители дома на Пресне скрасили
мою московскую
жизнь и заменили мне
мое кровное семейство».
— Да, друг
мой, не совсем благоприятные, только не отчаянные. Он сильно ранен, но за
жизнь его ручаются. Володя совершил великий подвиг, не дал врагу опозорить честь полка, сохранил ему знамя.
— Напиши завтра к Сурмину, что я очень нездоров и желал бы его видеть, — прибавив, — если возможно. Я так люблю его. Он знает все тайны
моей жизни. Кстати, напиши Зарницыной о нашей потере.
— Меня сошлют в Сибирь, что ж из этого? Видите, это
мой сын, одно утешение мне в
жизни. Не погубите его. Помните слова Спасителя: «Иже аще приемлет сие отроча во имя
мое, меня приемлет». Бросьте в нас после того камень и убейте нас обоих.
— При последних днях
моей жизни я не берусь за это. Тут нужны энергия и сила для поездок… и тут… меня и тебя затаскали бы, поляки взяли бы свое.
— Две. Одна дала мне
жизнь, другая —
моя отчизна. За эту готов я отдать
жизнь.
— Владислав Стабровский любит тебя, он тебе пара, я стар, гляжу в гроб…
Мое желание,
мое лучшее утешение в последние дни
моей жизни было бы видеть вас мужем и женою… Все имение
мое завещаю вам с тем, чтобы вы приняли
мою фамилию.
— О! тогда я твоя. Бери меня,
мою душу,
мою жизнь. Видишь, на мне траурная одежда. Для тебя сниму ее, потревожу прах отца, пойду с тобою в храм Божий и там, у алтаря его, скажу всенародно, что я тебя люблю, что никого не любила кроме тебя и буду любить, пока останется во мне хоть искра
жизни. Не постыжусь принять имя Стабровского, опозоренное изменою твоего брата.
— Как будет довольна, счастлива
моя добрая, бесценная старушка мать и сестренки, когда узнают, что ты
моя невеста! Как они тебя любят! В каждом письме ко мне спрашивают о тебе с живым участием. Я уверен, что лучшее их желание видеть тебя подругою
моей жизни.
— Будь осторожен, береги себя, — сказала она, осыпая его своими жаркими поцелуями, — и помни, что твоя и
моя жизнь отныне нераздельны.
— Что бы со мной не случилось, — говорил ей Владислав, — воспоминание блаженства, которое ты мне подарила, будет для меня отрадой и в последний час
моей жизни.
Твой до последней минуты
моей жизни В. С.»
Совестно мне вслед за рассказом о печальной участи
моей героини перенестись тотчас к лицу, погрязшему в омуте бесчестных дел, с клеймом преступника, и между тем довольному своею судьбою, счастливому. Но не так ли на сцене, где вращается
жизнь человечества, стоят рядом добродетельный человек и злодей, люди с разными оттенками — беленький, черненький и серенький. А роман есть отражение, копия этой
жизни. С такою оговоркою приступаю к последнему сказанию о Киноварове-Жучке.
Неточные совпадения
Хлестаков. Право, не знаю. Ведь
мой отец упрям и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как хотите, я не могу жить без Петербурга. За что ж, в самом деле, я должен погубить
жизнь с мужиками? Теперь не те потребности; душа
моя жаждет просвещения.
Анна Андреевна. Перестань, ты ничего не знаешь и не в свое дело не мешайся! «Я, Анна Андреевна, изумляюсь…» В таких лестных рассыпался словах… И когда я хотела сказать: «Мы никак не смеем надеяться на такую честь», — он вдруг упал на колени и таким самым благороднейшим образом: «Анна Андреевна, не сделайте меня несчастнейшим! согласитесь отвечать
моим чувствам, не то я смертью окончу
жизнь свою».
Стародум(с важным чистосердечием). Ты теперь в тех летах, в которых душа наслаждаться хочет всем бытием своим, разум хочет знать, а сердце чувствовать. Ты входишь теперь в свет, где первый шаг решит часто судьбу целой
жизни, где всего чаще первая встреча бывает: умы, развращенные в своих понятиях, сердца, развращенные в своих чувствиях. О
мой друг! Умей различить, умей остановиться с теми, которых дружба к тебе была б надежною порукою за твой разум и сердце.
Стародум. От двора,
мой друг, выживают двумя манерами. Либо на тебя рассердятся, либо тебя рассердят. Я не стал дожидаться ни того, ни другого. Рассудил, что лучше вести
жизнь у себя дома, нежели в чужой передней.
Стародум. Ты знаешь, что я одной тобой привязан к
жизни. Ты должна делать утешение
моей старости, а
мои попечении твое счастье. Пошед в отставку, положил я основание твоему воспитанию, но не мог иначе основать твоего состояния, как разлучась с твоей матерью и с тобою.