Неточные совпадения
Дмитрия оттащили
от смертного одра, вывели из палат великокняжеских и
отвели… опять в темницу.
— Молитвами богородицы и спасся я
от купанья… Когда бы не ваш приказ скакать сюда, лишь
провожу молодого господина, да… (тут он умильно взглянул на девушку), да не усердие обрадовать весточкою о нем, так ночевал бы в последней деревне. А дождь, дождь так и лил, как из кадушки.
— Ты опять отобьешься
от речи, как в индусах войну ведут, — перебил воевода, желавший, чтобы рассказом о ратных делах
отвели совсем душу его
от грустного впечатления, сделанного на нее криком ворона.
— Великий государь соизволил, чтобы врач тот, немчин Онтон, находился неподалеку
от пресветлого лица его. И потому жалует тебя, боярин, своею милостью, уложил
отвести того немчина постоем на твоих палатах, избрав в них лучшие хоромины с сенцами…
У въезда в Великую улицу встретило путников несколько приставов, посланных
от великого князя, вместе с переводчиком, поздравить их с благополучным приездом и
проводить в назначенные им домы. Но вместо того чтобы везти их через Великую улицу, пристава велели извозчикам спуститься на Москву-реку, оговариваясь невозможностью ехать по улице, заваленной будто развалинами домов после недавнего пожара.
Сжалься, смилуйся, добрый человек,
отведи его чистою и нечистою силою
от гречанки поганыя, привороти его опять ко мне.
Лишь только купец с отеческой заботливостью успевал задать любимцам своим доброе угощение и уходил в избу, сытый и довольный за них, извозчик
провожал его глазом в дверь, а сам выгребал
от них овес своим лошадям.
Видали нередко, как дьяк Курицын, величайший из еретиков, посещал его, когда люди ложатся спать, и
проводил с ним целые ночи в делах бесовских и как в полночь нечистый вылетал
от него из трубы дымным клубом.
— Видишь, ваших ни одного, моих родятся тысячи, коли надо. Тверская дружина, что ты поставил на мельнице, вся разбежалась и передалась уже нашему великому князю. Ни теперь, ни вперед Михайло Борисовичу нечего ждать
от Твери. Знай москвичей: они умеют добывать честь и славу своему государю и, коли нужно, умеют
провожать с честью и чужих князей.
Но мало было для нее, что она увековечила мысль, освободила ее
от кабалы давности,
от власти папизма, дала человеку на морях неусыпного вожатого и
свела для него громовержца на землю; мало, что подарила человечеству новый мир на его родной планете; нет, эта всепожирающая пытливость ума захотела еще завоевать небо и похитить у него тайны, никому и никогда не доступные.
— Продержу его месяц, два и отпущу, — говорил он лекарю. — Ступай себе в любую сторону. Хоть и злодей, да кровный!.. Помоги, Антон! Службы твоей не забуду николи, сосватаю тебе невесту по сердцу… дам тебе поместье…
Отведи душу мою
от скорби великой. Вот, дворецкий
проводит тебя к Андрею Васильевичу.
Храмовый рыцарь шел на освобождение гроба господня
от ига неверных; дорогой заблудился в очарованном лесу и
завел туда ж юного, неопытного спутника, брата крестового.
Не позаботясь даже о том, чтобы
проводить от себя Бетси, забыв все свои решения, не спрашивая, когда можно, где муж, Вронский тотчас же поехал к Карениным. Он вбежал на лестницу, никого и ничего не видя, и быстрым шагом, едва удерживаясь от бега, вошел в ее комнату. И не думая и не замечая того, есть кто в комнате или нет, он обнял ее и стал покрывать поцелуями ее лицо, руки и шею.
Я вдруг и неожиданно увидал, что он уж давно знает, кто я такой, и, может быть, очень многое еще знает. Не понимаю только, зачем я вдруг покраснел и глупейшим образом смотрел, не
отводя от него глаз. Он видимо торжествовал, он весело смотрел на меня, точно в чем-то хитрейшим образом поймал и уличил меня.
Неточные совпадения
Я, кажется, всхрапнул порядком. Откуда они набрали таких тюфяков и перин? даже вспотел. Кажется, они вчера мне подсунули чего-то за завтраком: в голове до сих пор стучит. Здесь, как я вижу, можно с приятностию
проводить время. Я люблю радушие, и мне, признаюсь, больше нравится, если мне угождают
от чистого сердца, а не то чтобы из интереса. А дочка городничего очень недурна, да и матушка такая, что еще можно бы… Нет, я не знаю, а мне, право, нравится такая жизнь.
Была ты нам люба, // Как
от Москвы до Питера //
Возила за три рублика, // А коли семь-то рубликов // Платить, так черт с тобой! —
— Сам ли ты зловредную оную книгу сочинил? а ежели не сам, то кто тот заведомый вор и сущий разбойник, который таковое злодейство учинил? и как ты с тем вором знакомство
свел? и
от него ли ту книжицу получил? и ежели
от него, то зачем, кому следует, о том не объявил, но, забыв совесть, распутству его потакал и подражал? — так начал Грустилов свой допрос Линкину.
Старый, толстый Татарин, кучер Карениной, в глянцовом кожане, с трудом удерживал прозябшего левого серого, взвивавшегося у подъезда. Лакей стоял, отворив дверцу. Швейцар стоял, держа наружную дверь. Анна Аркадьевна отцепляла маленькою быстрою рукой кружева рукава
от крючка шубки и, нагнувши голову, слушала с восхищением, что говорил,
провожая ее, Вронский.
Анна,
отведя глаза
от лица друга и сощурившись (это была новая привычка, которой не знала за ней Долли), задумалась, желая вполне понять значение этих слов. И, очевидно, поняв их так, как хотела, она взглянула на Долли.