Неточные совпадения
А странник все далее и далее. Еще долго видел он голубое
небо своей родины,
в которое душе так хорошо было погружаться, горы и утесы, на нем своенравно вырезанные, серебряную бить разгульной Эльбы, пирамидальные тополи, ставшие на страже берега, и цветущие кисти черешни, которые дерзко ломились
в окно его комнаты. Еще чаще видел он во сне и наяву дрожащую, иссохшую руку матери, поднятую на него с благословением.
Под знойным
небом,
в дождь,
в грозу стоял он на перепутьях, поджидая, не увидит ли своего немца.
Зачем живет этот сын, этот обреченник на горе и стыд родителей? Что ему
в жизни лекарской? Лучше б господь прибрал его теперь вовремя на
небо,
в лик своих ангелов!.. Или почему не приберет самого отца?.. Тогда клятве не было б исполнения: мать не давала ее, мать и сын будут счастливы.
Фердинанду минуло двадцать три года. Он простудился, получил жестокую горячку и умер. Это несчастье, посланное
небом, как бы
в наказание жестокому отцу и супругу, поразило его. Казалось, эта потеря должна была бы возвратить его любовь к старшему сыну. Нет, он и тут остался для него чужд по-прежнему.
Когда русалки полощутся
в нем и чешут его своими серебряными гребнями, летишь по нем, как лебедь белокрылый; а залягут с лукавством на дне и ухватятся за судно, стоишь на одном месте, будто прикованный: ни ветерок не вздохнет, ни волна не всплеснет; днем над тобою
небо горит и под тобою море горит; ночью господь унижет
небо звездами, как золотыми дробницами, и русалки усыплют воду такими ж звездами.
Может статься,
в это самое время Антон вспомнил душистый воздух Италии, тамошние дворцы и храмы под куполом роскошного
неба, высокие пирамиды тополей и виноградные лозы своего отечества; может статься, он вспомнил слова Фиоравенти: «Пройдя через эти ворота, назад не возвращаются»; вспомнил слезы матери — и грустно поникнул головой.
Лишь только подъехали они к Кучкову валу, идущему от Сретенского монастыря по Москву-реку, на реке, за Великой улицей (набережной,
в стороне Кремля), поднялся дымный столб, все гуще и гуще, так что новые струи дыма образовали исполинскую витую колонну, с украшениями небывалого ордена, подпиравшую
небо.
Гром с
неба также убивает, превращает села
в пепел, но и растворяет воздух для доброй жатвы: ропщешь ли за то на
небо?
Новое отделение, новые знаменитые пленники. И опять татаре, опять живое свидетельство Иоаннова ума и воли, смиривших Восток. Заключенные были два брата, один седой старик, другой
в летах, подвигающих к старости. Сидя рядом и перекинув друг другу руки около шеи, они молча, грустно смотрели друг другу
в глаза.
В них видели они свое отечество, свое
небо, своих родичей и друзей, все бесценное и утраченное для них.
В таком положении застал их великий князь. Смущенные, они расплелись и остались сидя.
Будто с
неба в грязь упал художник; он покраснел и побледнел, взглянул на своего товарища и — ни слова.
Родившись
в Италии, он помнил еще, будто изгнанник на бедную землю из другого, лучшего мира; он помнил с сердечным содроганием роскошь полуденной природы, тамошнего
неба, тамошних апельсинных и кипарисовых рощей, и ему казалось, что от Антона веет на него теплый, благоуханный воздух той благословенной страны.
Окутанный снегами, он и
в жестокий мороз отворяет свое дорогое окошечко и через него любуется светом божиим, ночным
небом, усыпанным очами ангелов, глазеет на мимоходящих и едущих, слушает сплетни соседей, прислушивается с каким-то умилительным соучастием к скрипучему оттиску шагов запоздалого путника по зимней дороге, к далекому, замирающему
в снежной пустыне звону колокольчика — звукам, имеющим грустную прелесть для сердца русского.
Для нее променяет он родину, чудное
небо Италии, ее землю, эту роскошную, цветочную колыбель,
в которой ветерок, упитанный ароматами и негою, качает баловня природы под лад Тассовых октав; для нее променяет Колизей, мадонн, академии, все это на зеленое
небо севера, на глубокие снега, угрюмые сосны и брусяные избы с невежеством,
в них обитающим.
Что ж, родину принесет ему мать; чудное
небо Италии найдет он
в глазах Анастасии; пламя полудня на устах ее; все радости, все возможное счастие
в ее любви.
— Жидок?.. Должно быть, несомненно так, высокопочтеннейший посол! Я тотчас увидел, лишь взглянул на него, и сказывал об этом встречному и поперечному. Поганый жидок! Да, да, несомненно! И говорит
в нос на израильский лад, и такой же трус, как обыкновенно бывают из еврейской породы. Иногда чванлив, только что не плюет на
небо,
в другой — стоит на него лишь прикрикнуть хорошенько, тотчас задрожит, как лист тополевый.
Взяв
в помощь слова святых отцов, примеры чистоты и непорочности знаменитых русских воинов, удостоившихся славы земной и венца нетленного на
небесах, он убеждал Хабара исправиться.
Лошадей пускали табунами на луга или засеянные поля как попало; сами ратники располагались десятнями (артелями)
в виду воеводы, варили себе
в опанищах (медных котлах) похлебку из сухарей и толокна, пели песни, сказывали сказки — и все под открытым
небом, несмотря на дождь и снег, на мороз и жар.
Но когда Антон услышал имя Анастасии
в устах нечистого магометанина — имя, которое он произносил с благоговейною любовью
в храме души своей, с которым он соединял все прекрасное земли и
неба; когда услышал, что дарят уроду татарину Анастасию, ту, которою, думал он, никто не вправе располагать, кроме него и бога, тогда кровь бросилась ему
в голову, и он испугался мысли, что она будет принадлежать другому.
Вас не поразят здесь дикие величественные виды, напоминающие поэтический мятеж стихий
в один из ужасных переворотов мира; вы не увидите здесь грозных утесов, этих ступеней, по коим шли титаны на брань с
небом и с которых пали, разбросав
в неровном бою обломки своих оружий, доныне пугающие воображение; вы не увидите на следах потопа, остывших, когда он стекал с остова земли, векового дуба, этого Оссиана лесов, воспевающего
в час бури победу
неба над землей; вы не услышите
в реве потока, брошенного из громовой длани, вечного отзыва тех богохульных криков, которые поражали слух природы
в ужасной борьбе создания с своим творцом.
Скромная речка, будто не смеющая разыграться, смиренный лепет вод ее, мельница, тихо говорящая, берега, которые возвращаются к дороге, лишь только, забывшись немного, убежали от нее, лужок, притаившийся
в кустах, темный бор, который то вздыхает, как отшельник по
небе, то шепчет словно молитву про себя, то затянет томный, сладкозвучный мотив, будто псалмопевец
в божественной думе, перебирающий золотыми струнами своих гуслей;
в виду два монастыря, жилище архипастыря, кругом глубокое уединение: все напоминает вам по вашему пути, что вы идете
в духовную обитель.
Все кругом Антона и Анастасии ковало на них ковы, а они, простодушные, невинные, ничего не подозревали, ничего не ведали, что около них делается, не видели, не слышали демонских угроз, будто два ангела, посланные на землю исполнить божье назначение, стояли они на грани земли и
неба, обнявшись крыльями и с тоскою помышляя только о том, как бы подняться к своей небесной родине и скрыться
в ней от чуждых им существ.
— Ушиб немного висок… упал с лестницы… пройдет… Но отец, отец! ах, что с ним будет! Вот уж сутки не пьет, не ест, не спит, все бредит, жалуется, что ему не дают подняться до
неба… Давеча к утру закрыл глаза; подошел я к нему на цыпочках, пощупал голову — голова горит, губы засохли, грудь дышит тяжело… откроет мутные глаза, смотрит и не видит и говорит сам с собою непонятные речи. Теперь сидит на площади, на кирпичах, что готовят под Пречистую, махает руками и бьет себя
в грудь.
В это время на
небе насупилась туча, ветер завыл, будто прорванная плотина, и стал прохватывать художника. Он ощупал голову. Андрюша предупредил его и подал берет, который за ним нес, когда отец выходил из дому, а потом положил недалече от него, между камнями. Аристотель накрыл голову.
Я оставил свое отечество с его благословенным
небом, пошел
в землю далекую, на край света,
в снежные сугробы, прельщенный обещаниями, которые льстили моему сердцу, и собственною уверенностью располагать здесь для моего дела средствами, какие только пожелаю.
Согну дуб
в дугу, да как слажу, чтобы он вырос до
неба!
— Высокий, гениальный мечтатель, житель
неба, сошедший на нашу бедную землю, — продолжал молодой человек, взяв холодную руку художника и сжимая ее, — ты ошибся
в наших земных расчетах,
в наших размерах.
Но… честь и опять честь взяла верх. Антон посмотрел на
небо, как бы говоря: неужли ты отступишься от меня? и потом сказал вслух голосом,
в котором отзывалось сердечное содрогание...
В это самое время кто-то из-за угла ограды закричал: «Орлы летят! Орлы!» Мамон затрясся, побледнел, взглянул на
небо и невольно отступил. Не ожили ль его крылатые враги? Не летят ли принять участие
в бою против него? Удар был потерян. Видно, сам господь стал на стороне Хабара. Этот спешит воспользоваться нечаянным страхом своего противника и занять выгодное положение.
Тогда, став на колена, клал земные поклоны, и бил себя
в грудь, и указывал на
небо, на храмы божьи, на слезы свои.
И
в то же самое время солнце там играло на
небе!
Прекрасный осенний день — заметьте,
в Богемии — склоняется уж к вечеру и накидывает розовое покрывало на
небо, на воды, на все предметы.