Неточные совпадения
— Гм… гм… Если не ошибаюсь — Номоканон,
правило сто семьдесят… сто семьдесят… сто семьдесят… восьмое… Позвольте, я его, кажется,
помню наизусть… Позвольте!.. Да, так! «Аще убиет сам себя человек, не поют над ним, ниже
поминают его, разве аще бяше изумлен, сиречь вне ума своего»… Гм… Смотри святого Тимофея Александрийского… Итак, милая барышня, первым делом… Вы, говорите, что с петли она была снята вашим доктором, то есть городским врачом… Фамилия?..
— Помолчи, помолчи об этом, — торопливо отозвалась бабушка, —
помни правило: «Язык мой — враг мой, прежде ума моего родился!»
Сколько брат ни бился, сколько ни просил, но я твердо
помнил правило, постановленное у нас на случай разделов: чего брату хочется, не уступай ни за какие предложения, низа какие просьбы; благо имеешь случай причинить досаду тому, кто берет у тебя следующее тебе.
Неточные совпадения
2-й. Ну да, как же! Само собой, что расписано было. Теперь, ишь ты, все впусте оставлено, развалилось, заросло. После пожару так и не
поправляли. Да ты и пожару-то этого не
помнишь, этому лет сорок будет.
— Не провожал, а открыл дверь, —
поправила она. — Да, я это
помню. Я ночевала у знакомых, и мне нужно было рано встать. Это — мои друзья, — сказала она, облизав губы. — К сожалению, они переехали в провинцию. Так это вас вели? Я не узнала… Вижу — ведут студента, это довольно обычный случай…
Освобождать лицо из крепких ее ладоней не хотелось, хотя было неудобно сидеть, выгнув шею, и необыкновенно смущал блеск ее глаз. Ни одна из женщин не обращалась с ним так, и он не
помнил, смотрела ли на него когда-либо Варвара таким волнующим взглядом. Она отняла руки от лица его, села рядом и,
поправив прическу свою, повторила:
— Ну, хорошо, бабушка: а
помните, был какой-то буян, полицмейстер или исправник: у вас крышу велел разломать, постой вам поставил против
правил, забор сломал и чего-чего не делал!
Кучер мой сперва уперся коленом в плечо коренной, тряхнул раза два дугой,
поправил седелку, потом опять пролез под поводом пристяжной и, толкнув ее мимоходом в морду, подошел к колесу — подошел и, не спуская с него взора, медленно достал из-под полы кафтана тавлинку, медленно вытащил за ремешок крышку, медленно всунул в тавлинку своих два толстых пальца (и два-то едва в ней уместились), помял-помял табак, перекосил заранее нос, понюхал с расстановкой, сопровождая каждый прием продолжительным кряхтением, и, болезненно щурясь и моргая прослезившимися глазами, погрузился в глубокое раздумье.