Неточные совпадения
Тогда запирались наглухо двери и окна дома, и двое суток кряду шла кошмарная, скучная, дикая, с выкриками и
слезами, с надругательством над женским телом, русская оргия, устраивались райские ночи, во время которых уродливо кривлялись под музыку нагишом пьяные, кривоногие, волосатые, брюхатые мужчины и женщины с дряблыми, желтыми, обвисшими, жидкими телами, пили и жрали, как свиньи,
в кроватях и на полу, среди душной, проспиртованной атмосферы, загаженной человеческим дыханием и испарениями нечистой кожи.
Эгмонт-Лаврецкий, до сих пор очень удачно подражавший то поросенку, которого сажают
в мешок, то ссоре кошки с собакой, стал понемногу раскисать и опускаться. На него уже находил очередной стих самообличения,
в припадке которого он несколько раз покушался поцеловать у Ярченко руку. Веки у него покраснели, вокруг бритых колючих губ углубились плаксивые морщины, и по голосу было слышно, что его нос и горло уже переполнялись
слезами.
Они уехали. Репортер поглядел на Женю и с удивлением увидал
в ее смягчившихся глазах
слезы.
Расставшись с нею после долгих объятий и
слез, Горизонт зашел
в комнату хозяйки и получил плату — пятьдесят рублей (хотя он запрашивал двести).
А у меня еще стояли
слезы в глазах…
Без
слез, без жалоб я склонилась пред судьбою…
Не знаю, сделав мне так много
в жизни зла,
Любил ли ты меня? но если бы с тобою
Я встретиться могла!
Ах, если б я хоть встретиться могла!
Женька вдруг отвернулась от нее, прижалась лицом к углу оконной рамы и внезапно расплакалась едкими, жгучими
слезами —
слезами озлобления и мести, и
в то же время она говорила, задыхаясь и вздрагивая...
А то есть еще и такие, что придет к этой самой Сонечке Мармеладовой, наговорит ей турусы на колесах, распишет всякие ужасы, залезет к ней
в душу, пока не доведет до
слез, и сейчас же сам расплачется и начнет утешать, обнимать, по голове погладит, поцелует сначала
в щеку, потом
в губы, ну, и известно что!
Грустно глядя
в глубь уходящей густой аллеи, он вдруг заметил, что сентиментальные
слезы щиплют ему глаза.
И чем дальше развертывался роман, тем более живое и страстное участие принимала
в нем Любка. Она ничего не имела против того, что Манон обирала при помощи любовника и брата своих очередных покровителей, а де Грие занимался шулерской игрой
в притонах, но каждая ее новая измена приводила Любку
в неистовство, а страдания кавалера вызывали у нее
слезы. Однажды она спросила...
Конца повести она долго не могла дослушать и все разражалась такими искренними горячими
слезами, что приходилось прерывать чтение, и последнюю главу они одолели только
в четыре приема. И сам чтец не раз прослезился при этом.
Замужние женщины или вдовы совершают этот мучительный путь несколько иначе: они долго борются с долгом, или с порядочностью, или с мнением света, и, наконец, — ах! — падают со
слезами, или — ах! начинают бравировать, или, что еще чаще, неумолимый рок прерывает ее или его жизнь
в самый — ах! — нужный момент, когда созревшему плоду недостает только легкого дуновения ветра, чтобы упасть.
Он обернулся на ее зов и коротко, отрывисто вдохнул
в себя воздух, точно ахнул: он никогда еще
в жизни не встречал нигде, даже на картинах, такого прекрасного выражения нежности, скорби и женственного молчаливого упрека, какое сейчас он видел
в глазах Женьки, наполненных
слезами. Он присел на край кровати и порывисто обнял ее вокруг обнаженных смуглых рук.
Женька покачала головой и тихо, без
слез, спрятала свое лицо
в ладонях.
Наконец, этим летом, когда семья нотариуса уехала за границу, она решилась посетить его квартиру и тут
в первый раз отдалась ему со
слезами, с угрызениями совести и
в то же время с такой пылкостью и нежностью, что бедный нотариус совершенно потерял голову: он весь погрузился
в ту старческую любовь, которая уже не знает ни разума, ни оглядки, которая заставляет человека терять последнее — боязнь казаться смешным.
И там же надписью печальной // Отца и матери,
в слезах, // Почтил он прах патриархальный… // Увы! на жизненных браздах // Мгновенной жатвой поколенья, // По тайной воле провиденья, // Восходят, зреют и падут; // Другие им вослед идут… // Так наше ветреное племя // Растет, волнуется, кипит // И к гробу прадедов теснит. // Придет, придет и наше время, // И наши внуки в добрый час // Из мира вытеснят и нас!
Неточные совпадения
Постой! уж скоро странничек // Доскажет быль афонскую, // Как турка взбунтовавшихся // Монахов
в море гнал, // Как шли покорно иноки // И погибали сотнями — // Услышишь шепот ужаса, // Увидишь ряд испуганных, //
Слезами полных глаз!
— Не знаю я, Матренушка. // Покамест тягу страшную // Поднять-то поднял он, // Да
в землю сам ушел по грудь // С натуги! По лицу его // Не
слезы — кровь течет! // Не знаю, не придумаю, // Что будет? Богу ведомо! // А про себя скажу: // Как выли вьюги зимние, // Как ныли кости старые, // Лежал я на печи; // Полеживал, подумывал: // Куда ты, сила, делася? // На что ты пригодилася? — // Под розгами, под палками // По мелочам ушла!
— Видно, как-никак, а быть мне у бригадира
в полюбовницах! — говорила она, обливаясь
слезами.
Но летописец недаром предварял события намеками:
слезы бригадировы действительно оказались крокодиловыми, и покаяние его было покаяние аспидово. Как только миновала опасность, он засел у себя
в кабинете и начал рапортовать во все места. Десять часов сряду макал он перо
в чернильницу, и чем дальше макал, тем больше становилось оно ядовитым.
Начали сечь Волоса, который выдержал наказание стоически, потом принялись за Ярилу, и говорят, будто бы
в глазах его показались
слезы.