И Ванька-Встанька с неожиданной для его лет легкостью и смелостью, не сгибая ни колен, ни спины, только угнув вниз голову, мгновенно упал, прямо как статуя, на пол, но тотчас же ловко
вскочил на ноги.
Резко свистнул локомотив и тотчас же как будто наткнулся на что-то, загрохотали вагоны, что-то лопнуло, как выстрел, заскрежетал тормоз, кожаная женщина с красным крестом
вскочила на ноги, ударила Самгина чемоданом по плечу, закричала:
— Уйди от меня. Я каторжная, а ты князь, и нечего тебе тут быть, — вскрикнула она, вся преображенная гневом, вырывая у него руку. — Ты мной хочешь спастись, — продолжала она, торопясь высказать всё, что поднялось в ее душе. — Ты мной в этой жизни услаждался, мной же хочешь и на том свете спастись! Противен ты мне, и очки твои, и жирная, поганая вся рожа твоя. Уйди, уйди ты! — закричала она, энергическим движением
вскочив на ноги.
Неточные совпадения
— А вот так: несмотря
на запрещение Печорина, она вышла из крепости к речке. Было, знаете, очень жарко; она села
на камень и опустила
ноги в воду. Вот Казбич подкрался — цап-царап ее, зажал рот и потащил в кусты, а там
вскочил на коня, да и тягу! Она между тем успела закричать; часовые всполошились, выстрелили, да мимо, а мы тут и подоспели.
Как это случилось, он и сам не знал, но вдруг что-то как бы подхватило его и как бы бросило к ее
ногам. Он плакал и обнимал ее колени. В первое мгновение она ужасно испугалась, и все лицо ее помертвело. Она
вскочила с места и, задрожав, смотрела
на него. Но тотчас же, в тот же миг она все поняла. В глазах ее засветилось бесконечное счастье; она поняла, и для нее уже не было сомнения, что он любит, бесконечно любит ее, и что настала же, наконец, эта минута…
Его разбудили дергающие звуки выстрелов где-то до того близко, что
на каждый выстрел стекла окон отзывались противненькой, ноющей дрожью, и эта дрожь отдавалась в коже спины, в
ногах Самгина. Он
вскочил, схватил брюки, подбежал к ледяному окну, —
на улице в косых лучах утреннего солнца прыгали какие-то серые фигуры.
Клим
вскочил с постели, быстро оделся и выбежал в столовую, но в ней было темно, лампа горела только в спальне матери. Варавка стоял в двери, держась за косяки, точно распятый, он был в халате и в туфлях
на голые
ноги, мать торопливо куталась в капот.
— Здоровье плохо, Андрей, — сказал он, — одышка одолевает. Ячмени опять пошли, то
на том, то
на другом глазу, и
ноги стали отекать. А иногда заспишься ночью, вдруг точно ударит кто-нибудь по голове или по спине, так что
вскочишь…