Никите послышалось в его словах чувство дружеской жалости; это было ново, неведомо для него и
горьковато щипало в горле, но в то же время казалось, что Тихон раздевает, обнажает его.
— Ждешь? — быстрым шепотком спрашивала она. — Милый! Я так и думала: наверно — ждет! Скорей, — идем ко мне. Рядом с тобой поселился какой-то противненький и, кажется, знакомый. Не спит, сейчас высунулся в дверь, — шептала она, увлекая его за собою; он шел и чувствовал, что странная,
горьковато холодная радость растет в нем.