«Ничему не верите, а — чего ради не верите? Боитесь верить,
страха ради не верите! Осмеяли все, оголились, оборвались, как пьяные нищие…»
Разумеется, начальство репримандов ему не делало, но благосклонно предоставляло совершать жизненный путь наряду с другими, в сладком сознании, что если он никого не тронет, то и его никто не тронет (таков был тогдашний идеал мирного жития, которому большинство, отчасти добровольно, отчасти
страха ради иудейска, подчинялось).
Две жизни шли рядом: одна, так сказать, pro domo, [для себя] другая —
страха ради иудейска, то есть в форме оправдательного документа перед начальством.
Благодаря связям, заведенным в Петербурге, а также преступному попустительству местных полицейских властей, меняльная пропаганда высоко держала свое знамя в Зяблицыне, так что была минута, когда главный ересиарх, Гузнов, не без нахальства утверждал, что скоро совсем прекращение роду человеческому будет, за исключением лиц, на заставах команду имеющих, которым он,
страха ради иудейска, предоставлял плодиться и множиться на законном основании.
Неточные совпадения
— Не трус, а осторожен… Но пойдем,
ради Бога, отсюда, Ольга: смотри, вон карета подъезжает. Не знакомые ли? Ах! Так в пот и бросает… Пойдем, пойдем… — боязливо говорил он и заразил
страхом и ее.
Когда утихло, адмирал послал на развалины Симодо К. Н. Посьета и доктора подать помощь раненым. Но,
ради все того же
страха, раненых спрятали и объявили, что их нет. Но наши успели мельком заметить их.
Татьяна Сергеевна была дама образованная, нервная; смолоду слыла красавицей; сначала, скуки
ради, пошаливала, а потом уж и привычку такую взяла. Муж у нее был как есть зверь лесной, ревнив
страх, а временем и поколотит. Взяло Порфирия Петровича сердоболье; начал ездить к Татьяне Сергеевне и все соболезнует.
Не столько
ради личного
страха, сколько ввиду общей паники, он умолкает, и вместе с ним умолкает и вся убежденная литература.
Васин, который, как успел рассмотреть Володя, был маленький, с большими добрыми глазами, бакенбардист, рассказал, при общем сначала молчании, а потом хохоте, как, приехав в отпуск, сначала ему были
ради, а потом отец стал его посылать на работу, а за женой лесничий поручик дрожки присылал. Всё это чрезвычайно забавляло Володю. Он не только не чувствовал ни малейшего
страха или неудовольствия от тесноты и тяжелого запаха в блиндаже, но ему чрезвычайно легко и приятно было.