Неточные совпадения
— Да
постой… да дурак ты… — уговаривал его унтер-офицер Бобылев. — Ведь я кто? Я же твой караульный начальник, стало быть…
— А-а! Подпоручик Ромашов. Хорошо вы, должно быть, занимаетесь с людьми. Колени вместе! — гаркнул Шульгович, выкатывая глаза. — Как
стоите в присутствии своего полкового командира? Капитан Слива, ставлю вам на вид, что ваш субалтерн-офицер не умеет себя держать перед начальством при исполнении служебных обязанностей… Ты, собачья душа, — повернулся Шульгович к Шарафутдинову, — кто у тебя полковой командир?
— Эх, ба-тень-ка! — с презрением, сухо и недружелюбно сказал Слива несколько минут спустя, когда
офицеры расходились по домам. — Дернуло вас разговаривать.
Стояли бы и молчали, если уж Бог убил. Теперь вот мне из-за вас в приказе выговор. И на кой мне черт вас в роту прислали? Нужны вы мне, как собаке пятая нога. Вам бы сиську сосать, а не…
Вся рота была по частям разбросана по плацу. Делали повзводно утреннюю гимнастику. Солдаты
стояли шеренгами, на шаг расстояния друг от друга, с расстегнутыми, для облегчения движений, мундирами. Расторопный унтер-офицер Бобылев из полуроты Ромашова, почтительно косясь на подходящего
офицера, командовал зычным голосом, вытягивая вперед нижнюю челюсть и делая косые глаза...
Потом унтер-офицеры беглым шагом развели взводы к машинам, которые
стояли в разных концах плаца.
Четвертый взвод упражнялся на наклонной лестнице. Один за другим солдаты подходили к ней, брались за перекладину, подтягивались на мускулах и лезли на руках вверх. Унтер-офицер Шаповаленко
стоял внизу и делал замечания.
Хлебников
стоял рядом, сгорбившись; он тупо смотрел на
офицера и вытирал ребром ладони нос. С чувством острого и бесполезного сожаления Ромашов отвернулся от него и пошел к третьему взводу.
Вольноопределяющийся Фокин, с университетским значком на груди,
стоит перед унтер-офицером в почтительной позе. Но его молодые серые глаза искрятся веселой насмешкой.
Посреди гостиной
стояли, оживленно говоря, семь или восемь
офицеров, и из них громче всех кричал своим осипшим голосом, ежесекундно кашляя, высокий Тальман.
Пока подходили задние части, людям позволили
стоять вольно, а
офицеры сошли с своих мест, чтобы размяться и покурить из рукава.
В дверях
стояло двое штатских — их знали все
офицеры в полку, так как они бывали на вечерах в собрании: один — чиновник казначейства, а другой — брат судебного пристава, мелкий помещик, — оба очень приличные молодые люди.
В этих названиях крылась бессознательная, но страшная жизненная ирония, потому что с того времени, как полк
стоял в городе, — в офицерских номерах, именно на этих самых двух кроватях, уже застрелилось несколько
офицеров и один денщик.
Остались сидеть только шахматисты, все остальное офицерство, человек шесть, постепенно подходило к столу, становясь по другую сторону его против Тагильского, рядом с толстяком. Самгин заметил, что все они смотрят на Тагильского хмуро, сердито, лишь один равнодушно ковыряет зубочисткой в зубах. Рыжий
офицер стоял рядом с Тагильским, на полкорпуса возвышаясь над ним… Он что-то сказал — Тагильский ответил громко:
— Ка — кой красивый, — сказала моя сестренка. И нам с братом он тоже очень понравился. Но мать, увидев его, отчего-то вдруг испугалась и торопливо пошла в кабинет… Когда отец вышел в гостиную, красивый
офицер стоял у картины, на которой довольно грубо масляными красками была изображена фигура бородатого поляка, в красном кунтуше, с саблей на боку и гетманской булавой в руке.
Неточные совпадения
Полицейский
офицер, пренебрегая морозом,
стоял у входа, сияя своим мундиром.
Хоры были полны нарядных дам, перегибавшихся через перила и старавшихся не проронить ни одного слова из того, что говорилось внизу. Около дам сидели и
стояли элегантные адвокаты, учителя гимназии в очках и
офицеры. Везде говорилось о выборах и о том, как измучался предводитель и как хороши были прения; в одной группе Левин слышал похвалу своему брату. Одна дама говорила адвокату:
Мне как-то раз случилось прожить две недели в казачьей станице на левом фланге; тут же
стоял батальон пехоты;
офицеры собирались друг у друга поочередно, по вечерам играли в карты.
Вот наконец мы пришли; смотрим: вокруг хаты, которой двери и ставни заперты изнутри,
стоит толпа.
Офицеры и казаки толкуют горячо между собою: женщины воют, приговаривая и причитывая. Среди их бросилось мне в глаза значительное лицо старухи, выражавшее безумное отчаяние. Она сидела на толстом бревне, облокотясь на свои колени и поддерживая голову руками: то была мать убийцы. Ее губы по временам шевелились: молитву они шептали или проклятие?
Клим Самгин, бросив на стол деньги, поспешно вышел из зала и через минуту, застегивая пальто,
стоял у подъезда ресторана. Три
офицера, все с праздничными лицами, шли в ногу, один из них задел Самгина и весело сказал: