Неточные совпадения
Бек-Агамалов отошел на два
шага от глиняного болвана, впился
в него острым, прицеливающимся взглядом и вдруг, блеснув шашкой высоко
в воздухе, страшным, неуловимым для глаз движением, весь упав наперед, нанес быстрый удар. Ромашов слышал только, как пронзительно свистнул разрезанный воздух, и тотчас же верхняя половина чучела мягко и тяжело шлепнулась на землю. Плоскость отреза была гладка, точно отполированная.
Эта картина вышла
в воображении такой живой и яркой, что Ромашов, уже давно шагавший частыми, большими
шагами и глубоко дышавший, вдруг задрожал и
в ужасе остановился на месте со сжатыми судорожно кулаками и бьющимся сердцем. Но тотчас же, слабо и виновато улыбнувшись самому себе
в темноте, он съежился и продолжал путь.
Он прошел дальше и завернул за угол.
В глубине палисадника, у Назанского горел огонь. Одно из окон было раскрыто настежь. Сам Назанский, без сюртука,
в нижней рубашке, расстегнутой у ворота, ходил взад и вперед быстрыми
шагами по комнате; его белая фигура и золотоволосая голова то мелькали
в просветах окон, то скрывались за простенками. Ромашов перелез через забор палисадника и окликнул его.
«Я знаю, что мне теперь делать! — говорилось
в письме. — Если только я не умру на чахотку от вашего подлого поведения, то, поверьте, я жестоко отплачу вам. Может быть, вы думаете, что никто не знает, где вы бываете каждый вечер? Слепец! И у стен есть уши. Мне известен каждый ваш
шаг. Но, все равно, с вашей наружностью и красноречием вы там ничего не добьетесь, кроме того, что N вас вышвырнет за дверь, как щенка. А со мною советую вам быть осторожнее. Я не из тех женщин, которые прощают нанесенные обиды.
Потом унтер-офицеры беглым
шагом развели взводы к машинам, которые стояли
в разных концах плаца.
— Конечно, летаю, — ответил он. — Но только с каждым годом все ниже и ниже. Прежде,
в детстве, я летал под потолком. Ужасно смешно было глядеть на людей сверху: как будто они ходят вверх ногами. Они меня старались достать половой щеткой, но не могли. А я все летаю и все смеюсь. Теперь уже этого нет, теперь я только прыгаю, — сказал Ромашов со вздохом. — Оттолкнусь ногами и лечу над землей. Так,
шагов двадцать — и низко, не выше аршина.
В девять часов роты стянулись на плац,
шагах в пятистах впереди лагеря.
Капитан Стельковский, маленький, худощавый человек
в широчайших шароварах, шел небрежно и не
в ногу,
шагах в пяти сбоку правого фланга, и, весело щурясь, наклоняя голову то на один, то на другой бок, присматривался к равнению.
Впереди,
шагах в трехстах от строя, яркими разноцветными пятнами пестрели дамские платья, зонтики и шляпки: там стояли полковые дамы, собравшиеся поглядеть на парад.
У него
в роте путем долгого, упорного труда был выработан при маршировке особый, чрезвычайно редкий и твердый
шаг, причем солдаты очень высоко поднимали ногу вверх и с силою бросали ее на землю. Это выходило громко и внушительно и служило предметом зависти для других ротных командиров.
Зато тем великолепнее показала себя пятая рота. Молодцеватые, свежие люди проделывали ротное ученье таким легким, бодрым и живым
шагом, с такой ловкостью и свободой, что, казалось, смотр был для них не страшным экзаменом, а какой-то веселой и совсем нетрудной забавой. Генерал еще хмурился, но уже бросил им: «Хорошо, ребята!» — это
в первый раз за все время смотра.
Легким и лихим
шагом выходит Ромашов перед серединой своей полуроты. Что-то блаженное, красивое и гордое растет
в его душе. Быстро скользит он глазами по лицам первой шеренги. «Старый рубака обвел своих ветеранов соколиным взором», мелькает у него
в голове пышная фраза
в то время, когда он сам тянет лихо нараспев...
Это случилось оттого, что подпоручик, упоенный своим восторгом и своими пылкими мечтами, сам не заметил того, как
шаг за
шагом передвигался от середины вправо, наседая
в то же время на полуроту, и наконец очутился на ее правом фланге, смяв и расстроив общее движение.
Все это Ромашов увидел и понял
в одно короткое, как мысль, мгновение, так же как увидел и рядового Хлебникова, который ковылял один,
шагах в двадцати за строем, как раз на глазах генерала.
Офицеры
в эту минуту свернули с тропинки на шоссе. До города оставалось еще
шагов триста, и так как говорить было больше не о чем, то оба шли рядом, молча и не глядя друг на друга. Ни один не решался — ни остановиться, ни повернуть назад. Положение становилось с каждой минутой все более фальшивым и натянутым.
Ему захотелось есть. Он встал, прицепил шашку, накинул шинель на плечи и пошел
в собрание. Это было недалеко, всего
шагов двести, и туда Ромашов всегда ходил не с улицы, а через черный ход, какими-то пустырями, огородами и перелазами.
Ромашов уже взошел на заднее крыльцо, но вдруг остановился, уловив
в столовой раздраженный и насмешливый голос капитана Сливы. Окно было
в двух
шагах, и, осторожно заглянув
в него, Ромашов увидел сутуловатую спину своего ротного командира.
Ромашов зажмурил глаза и съежился. Ему казалось, что если он сейчас пошевелится, то все сидящие
в столовой заметят это и высунутся из окон. Так простоял он минуту или две. Потом, стараясь дышать как можно тише, сгорбившись и спрятав голову
в плечи, он на цыпочках двинулся вдоль стены, прошел, все ускоряя
шаг, до ворот и, быстро перебежав освещенную луной улицу, скрылся
в густой тени противоположного забора.
Он видел его сырые и синие ослизлые глянцевитые внутренности, видел содержимое его желудка, видел его мозг — серо-желтый, весь
в извилинах, вздрагивавший на столе от
шагов, как желе, перевернутое из формы.
Колеблющимися
шагами он вышел
в сени, где обыкновенно помещался Гайнан, повозился там немного и через минуту вернулся, держа под правым локтем за голову бюст Пушкина.
Расстояние было не более восьми
шагов. Веткин долго целился, кружа дулом
в разные стороны. Наконец он выстрелил, и на бюсте, на правой щеке, образовалась большая неправильная черная дыра.
В ушах у Ромашова зазвенело от выстрела.
На дворе за окнами стало тихо, — так тихо, что где-то
в двух
шагах,
в темноте, соловей вдруг залился громкой, беззаботной трелью.
Он слышал, как Николаев спросил
в буфете рюмку коньяку и как он прощался с кем-то. Потом почувствовал мимо себя
шаги Николаева. Хлопнула на блоке дверь. И вдруг через несколько секунд он услышал со двора за своей спиной осторожный шепот...
Подходя к своему дому, Ромашов с удивлением увидел, что
в маленьком окне его комнаты, среди теплого мрака летней ночи, брезжит чуть заметный свет. «Что это значит? — подумал он тревожно и невольно ускорил
шаги. — Может быть, это вернулись мои секунданты с условиями дуэли?»
В сенях он натолкнулся на Гайнана, не заметил его, испугался, вздрогнул и воскликнул сердито...
Ромашов стоял и слушал до тех пор, пока не скрипнула калитка и не замолкли тихие
шаги Шурочки. Тогда он вернулся
в комнату.