Неточные совпадения
— Господин Устинов! — самым официальным образом обратился он к Андрею Павловичу. — Наш друг, Подвиляньский, поручил передать вам, что после всего того, что мы
узнали об вас вчера самым положительнейшим образом, он с вами не дерется: порядочный и честный человек не может драться со
шпионом Третьего отделения. И оскорбление ваше, значит, само себя херит!
— Мне это наконец надоело! — топнула она ножкой, снова скрещивая руки и становясь перед отцом, — я хочу
знать решительно: будут ли у нас бывать
шпионы или не будут?
«И чего я так испугался?» — думал Шишкин, подходя уже к своей квартире. «Ведь я сам чуть не похвастался, что как
знать чего не
знаешь. Может, он оттого-то только и поглядел на меня эдак… а он ужинать приглашал!.. Дурак, право, дурак я! И с чего он вообразился мне то вдруг из тех, то вдруг
шпионом, а он, кажись, просто так себе, добрый малый и очень не глупый… А я, как дурак, струсил!»
Хотя к заигрываньям властей и можно иногда относиться с комической точки зрения, но, воля твоя, жить в этой среде и
знать, что каждый чувствует в тебе
шпиона, — это невыносимо!
— Хе, хе… Оно конечно… Но
знаете, один в поле не воин. Кабы все — другое дело; всех не тронут! А вы, господин Хвалынцев, я вас полюбил, ей-Богу, полюбил! — продолжал Ардальон, отчасти в протекторском, отчасти в подлаживающемся тоне. — Я вас не
знал прежде… Ведь я, признаться сказать, думал все, что вы
шпион.
— Н-да-с, я вам скажу, пришли времена! — со вздохом начал он вполголоса, подозрительно и сурово озираясь во все стороны. —
Знаете ли что, будемте-ка лучше говорить потише, а то ведь здесь, поди-ка, и стены уши имеют… Все, везде, повсюду, весь Петербург стоит и подслушивает… весь Петербург! Я вам скажу, то есть на каждом шагу, повсюду-с!.. Что ни тумба, то
шпион, что ни фонарь, то полицейский!
— Что вы не
шпион, то в этом безусловно убежден каждый честный и порядочный человек, кто хоть сколько-нибудь
знает вас, — с полным спокойствием и весьма веско продолжал он; — что на каждого честного человека это слово, это нарекание производит такое же действие, как и на вас сию минуту — это вполне естественно, иначе и быть не может; но что ваш арест вместе с товарищами ровно ни в чем не разубедил бы близоруких болванов, то это также не подлежит ни малейшему сомнению.
Если я
шпион, то и бежать вам отсюда некуда, потому что — почем вы
знаете? может, за этою дверью стоят уже жандармы, которые, чуть вы нос покажете, схватят вас, усадят в темную карету и умчат хоть туда, куда Макар телят не гонял.
— С фактическою точностью я не могу ответить вам на это: я не
знаю, — сказала она; — но вообще, типография слишком открытое место; туда может прийти всякий, хоть под предлогом заказов; наконец, наборщики, рабочие — ведь за каждого из них нельзя поручиться; и между ними легко могут быть подкупленные,
шпионы… Вот почему, полагаю, вам неудобно было оставаться там. А здесь, у меня вы безопаснее, чем где-либо. Никому ничего и в голову не придет, и у меня уж никак вас не отыщут!
— Нет-с, не имеете! отнюдь не имеете! Вы можете принимать только тех, кого вам дозволит все общество… Это только под контролем общества можно, а иначе это измена общему делу, иначе это подлость! Почем я
знаю, что это за господин? Может, он
шпион какой-нибудь!
— Какой мерзавец! — качая головой, восклицает соболезнующий знакомый и старается запечатлеть в своей памяти имя «учителишки Устинова», для того, во-первых, чтобы самому
знать на случай какой-нибудь возможной встречи с ним, что этот, мол, барин
шпион, и потому поосторожнее, а во-вторых, чтобы и других предупредить, да и вообще не забыть бы имени при рассказах о том, кто и что были причиной мученичества «нашего Ардальона Михайловича».
Неточные совпадения
— Они, черт
знает, с ума сошли со страху: нарядили тебя в разбойники и в
шпионы…
— Черт его
знает, — задумчиво ответил Дронов и снова вспыхнул, заговорил торопливо: — Со всячинкой. Служит в министерстве внутренних дел, может быть в департаменте полиции, но — меньше всего похож на
шпиона. Умный. Прежде всего — умен. Тоскует. Как безнадежно влюбленный, а — неизвестно — о чем? Ухаживает за Тоськой, но — надо видеть — как! Говорит ей дерзости. Она его терпеть не может. Вообще — человек, напечатанный курсивом. Я люблю таких… несовершенных. Когда — совершенный, так уж ему и черт не брат.
«А ведь он издевается, скотина, — догадался Клим. — Черт его
знает — не
шпион ли?»
Теперь ему казалось, что задолго до того, как офицер предложил ему службу
шпиона, он уже
знал, что это предложение будет сделано.
Марк, по-своему, опять ночью, пробрался к нему через сад, чтоб
узнать, чем кончилось дело. Он и не думал благодарить за эту услугу Райского, а только сказал, что так и следовало сделать и что он ему, Райскому, уже тем одним много сделал чести, что ожидал от него такого простого поступка, потому что поступить иначе значило бы быть «доносчиком и
шпионом».