Бонна-француженка у них уж была, и мальчуганы хорошо болтали по-французски; к немецкому же языку и к немцам сам Стекльштром, несмотря на свою отчасти германскую фамилию, питал, — сколь ни странно это — самое непримиримое отвращение и
учить детей «этому телячьему языку» ни за что не хотел.
Левину досадно было и на Степана Аркадьича за то, что по его беспечности не он, а мать занималась наблюдением за преподаванием, в котором она ничего не понимала, и на учителей за то, что они так дурно
учат детей; но свояченице он обещался вести учение, как она этого хотела.
— Оставил он сыну наследства всего тысяч сорок. Кое-что он взял в приданое за женой, а остальные приобрел тем, что
учил детей да управлял имением: хорошее жалованье получал. Видишь, что отец не виноват. Чем же теперь виноват сын?
Под камнем сим лежит французский эмигрант; // Породу знатную имел он и талант, // Супругу и семью оплакав избиянну, // Покинул родину, тиранами попранну; // Российския страны достигнув берегов, // Обрел на старости гостеприимный кров; //
Учил детей, родителей покоил… // Всевышний судия его здесь успокоил…
Неточные совпадения
Спасаться, жить по-божески //
Учила нас угодница, // По праздникам к заутрене // Будила… а потом // Потребовала странница, // Чтоб грудью не кормили мы //
Детей по постным дням.
Г-жа Простакова. Старинные люди, мой отец! Не нынешний был век. Нас ничему не
учили. Бывало, добры люди приступят к батюшке, ублажают, ублажают, чтоб хоть братца отдать в школу. К статью ли, покойник-свет и руками и ногами, Царство ему Небесное! Бывало, изволит закричать: прокляну
ребенка, который что-нибудь переймет у басурманов, и не будь тот Скотинин, кто чему-нибудь учиться захочет.
Здесь в деревне, с
детьми и с симпатичною ему Дарьей Александровной, Левин пришел в то, часто находившее на него, детски веселое расположение духа, которое Дарья Александровна особенно любила в нем. Бегая с
детьми, он
учил их гимнастике, смешил мисс Гуль своим дурным английским языком и рассказывал Дарье Александровне свои занятия в деревне.
Анна достала подарки, которые посылали
дети Долли, и рассказала сыну, какая в Москве есть девочка Таня и как Таня эта умеет читать и
учит даже других
детей.
«И для чего она говорит по-французски с
детьми? — подумал он. — Как это неестественно и фальшиво! И
дети чувствуют это. Выучить по-французски и отучить от искренности», думал он сам с собой, не зная того, что Дарья Александровна всё это двадцать раз уже передумала и всё-таки, хотя и в ущерб искренности, нашла необходимым
учить этим путем своих
детей.