Неточные совпадения
— Юж! — махнув рукою, тихо засмеялся ксендз-пробощ. — И теперь вот, я думаю, где-нибудь по кабакам шатается! На другой же
день, как приехал, так и отправился в веси. Лондонских прокламаций понавез
с собою — ловкий
человек, ловкий!
И пока, надо благодарить Бога, отлично шло
дело: восемнадцать мальчиков да одиннадцать девочек обучаются — итого, двадцать девять человек-с!
— Нет, батюшка, извините меня, старика, а скажу я вам по-солдатски! — решительным тоном завершил Петр Петрович. —
Дело это я почитаю, ровно царскую службу мою, святым
делом, и взялся я за него, на старости лет,
с молитвой да
с Божьим благословением, так уж дьявола-то тешить этим
делом мне не приходится. Я, сударь мой, хочу обучать ребят, чтоб они были добрыми христианами да честными русскими
людьми. Мне за них отчет Богу давать придется; так уж не смущайте вы нашего
дела!
Прежний законоучитель,
человек достойный, которого я сам благословил на это
дело, изгнан вдруг чуть не
с позором, а на место его учит какой-то исключенный из службы становой, вопреки постановлению закона.
— Помилуйте! — волновался губернатор, — я из крайней необходимости учреждаю над школой административный надзор, поручаю его
человеку, лично известному мне своею благонамеренностью,
человеку аттестованному
с самой отличной стороны директором гимназии,
человеку способному и прекрасному педагогу, а его преосвященство вмешивается в
дело и видит в этом распространение каких-то зловредных идей, а сам вступается за господина, который устраивает антиправительственные демонстрации!
— Делать? а вот что делать, — пояснил Свитка. — Вы будете строго и неуклонно исполнять то, что вам укажут. Впоследствии,
с моего разрешения, вы можете избрать себе двух помощников из надежных и лично вам известных
людей, но кроме вас, они точно так же не должны ничего и никого знать, я и сам точно так же никого не знаю. Понимаете? И вот все, что вам предоставляется. Средства на ведение
дела вы будете получать от меня, а за измену
делу, предваряю вас, последует неминуемая кара.
— Э, батенька, я ни
с кем церемонных-то знакомств не имею! — махнул рукой Ардальон. — Я ведь
человек прямой! Мы ведь
с вами никаких столкновений не имели — так чего же нам?! А что если я тогда был секундантом у Подвиляньского, так это что же?
Дело прошлое! А я, собственно, ни против вас, ни против Устинова ничего не имею, да и все это, знаете, в сущности-то, одна только ерунда! Ей-Богу, ерунда! Порядочным
людям из-за такого вздора расходиться нечего! Все это се sont des пустяки! Дайте-ка мне папиросочку.
В этот же самый
день, часу в восьмом вечера, Василий Свитка слез
с извозчичьих дрожек на углу Канонерской улицы в Коломне и спешно поднялся по лестнице большого каменного дома. На одной из дверей, выходивших на эту лестницу, была прибита доска
с надписью: «Типография И. Колтышко». Он постучался и спросил управляющего типографией. Рабочий, отворивший дверь, проводил его в типографскую контору. Там сидел и сводил какие-то счеты
человек лет тридцати, довольно тщедушной, рыжеватой наружности.
— Мы! то есть я, например… я, Анцыфров, Затц… Вот приятель есть у меня один, Лукашка, — у, какая у бестии богатая башка, я вам скажу! Ну, вот мы… и еще есть некоторые… Люди-то найдутся! У нас, сударь мой, слово нейдет в разлад
с делом.
В эти глухие тридцать лет там, на Западе, эмиграция создала своих историков, поэтов, публицистов, голоса которых громко и дружно, на всю Европу, раздавались в защиту польского
дела, и эти голоса подхватывались чуждыми
людьми других национальностей, усилившими общий негодующий хор, а мы все молчали и молчали, и
с этим молчанием в наши «образованные» массы, мало-помалу, но все более и все прочнее проникало сознание, что правы они, а виноваты мы.
— Как бы то ни было, но они, по силе вещей, должны организоваться! —
с убеждением настаивал бравый поручик; — тихо, или быстро, явно или тайно — это зависит от силы
людей, от сближения, от согласия их, но они образуются! Остановиться теперь уже невозможно. Тут все может способствовать: и общественные толки, и слово, и печать, и
дело — все должно быть пущено в ход. Задача в том, чтобы обессилить окончательно власть.
Что вы из солистов, то это почувствуете вы сами при первом прикосновении к серьезному
делу, а засим, вспомните что сказано: «имейте веру
с горчичное зерно, и вы будете двигать горами!» Не верьте в себя, но твердо веруйте в
дело, в его правоту и святость, и вы тоже будете двигать, если не горами, то массами живых
людей, которые для нас теперь поважнее гор!
На другой
день, рано утром, графиня Маржецкая отослала
с человеком к Иосифу Колтышке записку, и в тот же
день, после обеда, совершенно неожиданно посетил Хвалынцева Свитка.
Так часто бывает
с людьми, которые знают, что им нужно, например, съездить туда-то и сделать то-то, но которым исполнить это почему-либо неприятно или неловко, совестно, тяжело, и они
день за
день откладывают свое решение, и
с каждым
днем выполнение данного решения становится для них все труднее, все неловче и тяжелее, тогда как сразу, по первому порыву, оно было бы неизмеримо и легче, и проще, и короче.
Лидинька не без увлечения повествовала Стрешневой, что они, вообще новые
люди (то есть и она в их числе), устроили свою жизнь на совершенно новых началах, что у них организовалась правильная ассоциация
с общим разделением труда и заработка, что эта ассоциация завела вот уже книжную торговлю и переплетную мастерскую, и теперь хлопочет о заведении швейной и типографии, и что все они, а она, Лидинька, в особенности, ужасно теперь заняты
делом, и что
дела у ней вообще просто по горло: «вся в
деле, ни на минуту без
дела», тараторила она, и Стрешнева довольно внимательно слушала ее болтовню.
Ему хотелось, чтоб
люди жили в великолепных алюминиевых фаланстерах, пред которыми казались бы жалки и ничтожны дворцы сильных мира сего, чтобы всякий труд исполнялся не иначе, как
с веселой песней и пляской, чтобы каждый
человек имел в
день три фунта мяса к обеду, а между тем сам Лука зачастую не имел куда голову приклонить, спал на бульваре, ходил работать на биржу, когда не было в виду ничего лучшего, и иногда сидел без обеда.
На такое
дело он ни на минуту не призадумался бы ухлопать все свое состояньишко. Но Фрумкин, хотя и очень сочувствовал такой идее, однако же находил, что сначала практичнее было бы устроить
дело книжной торговли
с общественной читальней, которая могла служить общим центром для
людей своего кружка, а при книжной торговле можно сперва, в виде подготовительного опыта, заняться изданием отдельных хороших книжек, преимущественно по части переводов, а потом уже приступить и к журналу.
Она казалась ей какой-то квартирой без хозяев; живут себе какие-то
люди, словно бы и вместе, а словно бы и порознь, один
с другим не чинится, не церемонится, каждый творит себе что хочет, и никому ни до чего
дела нет.
— Погодите, посидите-ка лучше
с нами, дайте на себя поглядеть! — весело предложила она старому своему приятелю; — а мы лучше дело-то вот как устроим: чем самим вам ездить, так лучше я напишу к ней записку, чтобы она приезжала сейчас же, безотлагательно, по очень важному
делу, и на извозчике пошлю за нею
человека. Это будет гораздо удобнее.
Но зато так же точно ровно ничего не значило ему в другой раз, столкнувшись нос к носу
с тем же самым импровизированным приятелем, вдруг не узнать его или не ответить на поклон. И ведь не то, чтобы он и в самом
деле не узнал
человека, нет, узнал очень хорошо, но притворился незнакомым. Иногда у него это делается по миновании надобности в
человеке или по каким-либо расчетам, а иногда и вовсе без всяких расчетов, а просто так, потому лишь, что он — пан грабя Слопчицький.
— Я к тому вас спрашиваю об этом, — пояснил чиновник,
с грациозным достоинством поправляя положение своего шейного ордена на белой сорочке, — что, может быть, тот, кто сыграл
с вами эту шутку, имел в виду, конечно, обставить ее так, чтобы все
дело не противоречило вашим личным, действительным отношениям к Полоярову; потому что странно же предположить, чтобы такая проделка была сделана от имени совсем постороннего, незнакомого
человека.
Храня сухой и сдержанный вид
человека обиженного и поссорившегося, он явился к ним под предлогом, чтобы забрать кое-что из оставшихся вещей своих, белье да платье, однако же
с сильным желанием в душе, чтобы
дело приняло удачный оборот и дало бы ему возможность снова поселиться в коммуне и снова верховодить ее сожителями. В сущности, он очень хорошо сознавал, что вне коммуны ему почти некуда и деваться.
Толковали также и в народе, и в газетах, будто 29-го мая, в третьем часу пополудни, ехал в дрожках мимо министерства внутренних
дел молодой
человек,
с небольшой бородкой, хорошо одетый, в статском пальто, и будто он бросил небольшой шар или клуб, который высоко прыгнул и потом упал, не зажегши ничего.
А я вам скажу, сударыня, что если
человек сирота сиротой на свете, так это самое одиночество-то его никогда ему не покажется грустнее, как если вдруг встретишься со старым товарищем,
с которым ты
делил когда-то свои лучшие, светлые
дни, да как если разговоришься по душе про все это!..