Неточные совпадения
Я вспомнил старинное
слово «ямы», и мне показалось, что я понял происхождение этого термина. Не в таких ли «ямах» начиналась в старину «ямская государева служба», не отсюда ли самое
слово «ямщик»… Картина была фантастическая и
мрачная, точно выхваченная из XVI столетия.
Человек, украшенный зелеными камнями, взмахнув головой и руками, ударил по клавишам, а ‹Ерухимович› начал соло, и Самгин подумал, не издевается ли он над людями, выпевая
мрачные слова:
Неточные совпадения
Последние
слова были сказаны уже в передней. Порфирий Петрович проводил их до самой двери чрезвычайно любезно. Оба вышли
мрачные и хмурые на улицу и несколько шагов не говорили ни
слова. Раскольников глубоко перевел дыхание…
Наполненное шумом газет, спорами на собраниях,
мрачными вестями с фронтов, слухами о том, что царица тайно хлопочет о мире с немцами, время шло стремительно, дни перескакивали через ночи с незаметной быстротой, все более часто повторялись
слова — отечество, родина, Россия, люди на улицах шагали поспешнее, тревожней, становились общительней, легко знакомились друг с другом, и все это очень и по-новому волновало Клима Ивановича Самгина. Он хорошо помнил, когда именно это незнакомое волнение вспыхнуло в нем.
Хотя кашель мешал Дьякону, но говорил он с великой силой, и на некоторых
словах его хриплый голос звучал уже по-прежнему бархатно. Пред глазами Самгина внезапно возникла
мрачная картина: ночь, широчайшее поле, всюду по горизонту пылают огромные костры, и от костров идет во главе тысяч крестьян этот яростный человек с безумным взглядом обнаженных глаз. Но Самгин видел и то, что слушатели, переглядываясь друг с другом, похожи на зрителей в театре, на зрителей, которым не нравится приезжий гастролер.
После того как Григорий описал сцену за столом, когда ворвался Дмитрий Федорович и избил отца, угрожая воротиться убить его, —
мрачное впечатление пронеслось по зале, тем более что старый слуга рассказывал спокойно, без лишних
слов, своеобразным языком, а вышло страшно красноречиво.
Наконец, дошел черед и до «Письма». Со второй, третьей страницы меня остановил печально-серьезный тон: от каждого
слова веяло долгим страданием, уже охлажденным, но еще озлобленным. Эдак пишут только люди, долго думавшие, много думавшие и много испытавшие; жизнью, а не теорией доходят до такого взгляда… читаю далее, — «Письмо» растет, оно становится
мрачным обвинительным актом против России, протестом личности, которая за все вынесенное хочет высказать часть накопившегося на сердце.