Неточные совпадения
— Отчего же он смотрит все в
одном направлении?.. Он… он слеп? — вырвалась вдруг из груди матери страшная догадка, и никто
не мог ее успокоить.
Не окрепшее еще и переполненное новыми ощущениями сознание начинало изнемогать; оно еще боролось с нахлынувшими со всех сторон впечатлениями, стремясь устоять среди них, слить их в
одно целое и таким образом овладеть ими, победить их.
Даже свободным мыслителям сороковых и пятидесятых годов
не было чуждо суеверное представление о «таинственных предначертаниях» природы. Немудрено поэтому, что, по мере развития ребенка, выказывавшего недюжинные способности, дядя Максим утвердился окончательно в убеждении, что самая слепота есть лишь
одно из проявлений этих «таинственных предначертаний». «Обездоленный за обиженных» — вот девиз, который он выставил заранее на боевом знамени своего питомца.
— Да, малиновка такая… Зато большие птицы никогда
не поют так хорошо, как маленькие. Малиновка старается, чтобы всем было приятно ее слушать. А аист — серьезная птица, стоит себе на
одной ноге в гнезде, озирается кругом, точно сердитый хозяин на работников, и громко ворчит,
не заботясь о том, что голос у него хриплый и его могут слышать посторонние.
Он повесил ее на колышке в конюшне и
не обращал внимания на то, что от сырости и его нерадения на любимом прежде инструменте то и дело
одна за другой лопались струны.
Наконец он осердился на всех бродячих горцев, убедившись окончательно, что ни
один из них
не в состоянии сделать хорошую дудку, и затем решился сделать ее своими руками.
Это пугливое чувство
не могло выносить уже
одного присутствия девицы Клапс,
не говоря об ее педагогических приемах.
Не прошло и
одной минуты, как дядя Максим вдруг резко застучал об пол своим костылем.
—
Не скажите, пане, — заговорил он. — Такую дуду
не найти вам ни у
одного пастуха в Украйне,
не то что у подпаска… То все свистелки, а это… вы вот послушайте.
Деревенские мальчики, которых приглашали в усадьбу, дичились и
не могли свободно развернуться. Кроме непривычной обстановки, их немало смущала также и слепота «панича». Они пугливо посматривали на него и, сбившись в кучу, молчали или робко перешептывались друг с другом. Когда же детей оставляли
одних в саду или в поле, они становились развязнее и затевали игры, но при этом оказывалось, что слепой как-то оставался в стороне и грустно прислушивался к веселой возне товарищей.
На следующий день, сидя на том же месте, мальчик вспомнил о вчерашнем столкновении. В этом воспоминании теперь
не было досады. Напротив, ему даже захотелось, чтоб опять пришла эта девочка с таким приятным, спокойным голосом, какого он никогда еще
не слыхал. Знакомые ему дети громко кричали, смеялись, дрались и плакали, но ни
один из них
не говорил так приятно. Ему стало жаль, что он обидел незнакомку, которая, вероятно, никогда более
не вернется.
В первые годы жизни ребенка Максим думал, что он совершенно овладел душевным ростом мальчика, что этот рост совершается если
не под прямым его влиянием, то во всяком случае ни
одна новая сторона его, ни
одно новое приобретение в этой области
не избегнет его наблюдения и контроля.
Сначала это наблюдение испугало Максима. Видя, что
не он
один владеет умственным строем ребенка, что в этом строе сказывается что-то, от него
не зависящее и выходящее из-под его влияния, он испугался за участь своего питомца, испугался возможности таких запросов, которые могли бы послужить для слепого только причиной неутолимых страданий. И он пытался разыскать источник этих, откуда-то пробивающихся, родников, чтоб… навсегда закрыть их для блага слепого ребенка.
В нем все больше и больше вырабатывалась склонность к уединению, и когда в часы, свободные от занятий, он уходил
один на свою одинокую прогулку, домашние старались
не ходить в ту сторону, чтобы
не нарушить его уединения.
Старик поводил усами и хохотал, рассказывая с чисто хохляцким юмором соответствующий случай. Юноши краснели, но в свою очередь
не оставались в долгу. «Если они
не знают Нечипора и Хведька из такой-то деревни, зато они изучают весь народ в его общих проявлениях; они смотрят с высшей точки зрения, при которой только и возможны выводы и широкие обобщения. Они обнимают
одним взглядом далекие перспективы, тогда как старые и заматерелые в рутине практики из-за деревьев
не видят всего леса».
— Что вы думаете обо всем, что здесь говорилось, панна Эвелина? — обратился к своей соседке молодой Ставрученко. — Вы, кажется,
не проронили ни
одного слова.
Мать смотрела на сына с печалью в глазах. Глаза Эвелины выражали сочувствие и беспокойство.
Один Максим будто
не замечал, какое действие производит шумное общество на слепого, и радушно приглашал гостей наведываться почаще в усадьбу, обещая молодым людям обильный этнографический материал к следующему приезду.
В
один из таких вечеров Эвелина
не успела спохватиться, как разговор опять перешел на щекотливые темы. Как это случилось, кто начал первый, — ни она, да и никто
не мог бы сказать. Это вышло так же незаметно, как незаметно потухла заря и по саду расползлись вечерние тени, как незаметно завел соловей в кустах свою вечернюю песню.
Этот вечер был исполнен тревоги
не для
одной Эвелины. На повороте аллеи, где стояла скамейка, девушка услыхала взволнованные голоса. Максим разговаривал с сестрой.
Молодая девушка почувствовала на себе эти сосредоточенные, внимательные взгляды, однако это ее
не смутило. Она прошла через комнату своею обычною ровною поступью, и только на
одно мгновение, встретив короткий из-под бровей взгляд Максима, она чуть-чуть улыбнулась, и ее глаза сверкнули вызовом и усмешкой. Пани Попельская вглядывалась в своего сына.
Одну минуту можно было подумать, что он
не находит в своей душе того, к чему прислушивается с таким жадным вниманием. Но потом, хотя все с тем же удивленным видом и все как будто
не дождавшись чего-то, он дрогнул, тронул клавиши и, подхваченный новой волной нахлынувшего чувства, отдался весь плавным, звонким и певучим аккордам…
Да, он никогда об этом
не думал. Ее близость доставляла ему наслаждение, но до вчерашнего дня он
не сознавал этого, как мы
не ощущаем воздуха, которым дышим. Эти простые слова упали вчера в его душу, как падает с высоты камень на зеркальную поверхность воды: еще за минуту она была ровна и спокойно отражала свет солнца и синее небо…
Один удар, — и она всколебалась до самого дна.
— И то согрешаешь
не однажды… Господи, создателю, божья матерь, пречистая!.. Дайте вы мне хоть во сне
один раз свет-радость увидать…
— Гм… да… плохо, — ворчал он про себя… — Я ошибся… Аня была права: можно грустить и страдать о том, чего
не испытал ни разу. А теперь к инстинкту присоединилось сознание, и оба пойдут в
одном направлении. Проклятый случай… А впрочем, шила, как говорится, в мешке
не спрячешь… Все где-нибудь выставится…
— Да! мне
не за что проклинать! Моя жизнь наполнена
одной слепотой. Никто
не виноват, но я несчастнее всякого нищего…
Между тем Максим круто повернулся и заковылял по улице. Его лицо было красно, глаза горели… С ним была, очевидно,
одна из тех вспышек, которые были хорошо известны всем, знавшим его в молодости. И теперь это был уже
не педагог, взвешивающий каждое слово, а страстный человек, давший волю гневному чувству. Только кинув искоса взгляд на Петра, старик как будто смягчился. Петр был бледен, как бумага, но брови его были сжаты, а лицо глубоко взволнованно.
Тревожные органические силы уснули: он
не будил их сознательным стремлением воли — слить в
одно целое разнородные ощущения.
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат,
не такого рода! со мной
не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни
один человек в мире
не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это
не жаркое.
Лука Лукич.
Не могу,
не могу, господа. Я, признаюсь, так воспитан, что, заговори со мною
одним чином кто-нибудь повыше, у меня просто и души нет и язык как в грязь завязнул. Нет, господа, увольте, право, увольте!
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я
не хочу после… Мне только
одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе ничего и
не узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Хлестаков. Оробели? А в моих глазах точно есть что-то такое, что внушает робость. По крайней мере, я знаю, что ни
одна женщина
не может их выдержать,
не так ли?
Одно плохо: иной раз славно наешься, а в другой чуть
не лопнешь с голоду, как теперь, например.