Неточные совпадения
Наконец, к великой радости всех благомыслящих
людей, дядя Максим за что-то сильно осердился
на австрийцев и уехал в Италию: там он примкнул к такому же забияке и еретику — Гарибальди, который, как с ужасом передавали паны помещики, побратался с чертом и в грош не ставит самого Папу.
Кто смотрел
на него, как он уверенно выступал в комнатах, поворачивая именно там, где надо, и свободно разыскивая нужные ему предметы, тот мог бы подумать, если это был незнакомый
человек, что перед ним не слепой, а только странно сосредоточенный ребенок с задумчивыми и глядевшими в неопределенную даль глазами.
И затем, с тем же задумчиво-рассеянным видом прислушивающегося
человека, он взял мальчика
на руки и пошел с ним через сад к открытому окну гостиной.
— А что ж? — ответил Иохим
на предложение пана. — Пел когда-то и я не хуже
людей. Только, может, и наша мужицкая песня тоже вам не по вкусу придется, пане? — уязвил он слегка собеседника.
Несмотря
на то, что обоим супругам в общей сложности было не менее ста лет, они поженились сравнительно недавно, так как пан Якуб долго не мог сколотить нужной для аренды суммы и потому мыкался в качестве «эконома» по чужим
людям, а пани Агнешка, в ожидании счастливой минуты, жила в качестве почетной «покоювки» у графини Потоцкой.
Однако при ближайшем знакомстве он должен был сознаться, что этот еретик и забияка —
человек очень приятного нрава и большого ума, и вследствие этого поссесор пошел
на компромисс.
Молодые
люди записывали слова и музыку народных думок и песен, изучали предания, сверяли исторические факты с их отражением в народной памяти, вообще смотрели
на мужика сквозь поэтическую призму национального романтизма.
Молодые
люди оставались в саду. Студент, подостлав под себя свитку и заломив смушковую шапку, разлегся
на траве с несколько тенденциозною непринужденностью. Его старший брат сидел
на завалинке рядом с Эвелиной. Кадет в аккуратно застегнутом мундире помещался с ним рядом, а несколько в стороне, опершись
на подоконник, сидел, опустив голову, слепой; он обдумывал только что смолкшие и глубоко взволновавшие его споры.
Между тем молодые
люди с нетерпением ждали этого ответа. Студент приподнялся
на локте и повернул к девушке лицо, оживленное любопытством. Ее сосед уставился
на нее спокойным, пытливым взглядом. Слепой переменил свою непринужденную позу, выпрямился и потом вытянул голову, отвернувшись лицом от остальных собеседников.
Все
на минуту смолкли. Иголка Эвелины опять мерно заходила по вышивке, а молодые
люди оглядывали с любопытством миниатюрную фигуру благоразумной особы.
В голосе молодого
человека слышалось самодовольство (тогда эти словечки были совсем новенькие) и вызывающая ирония;
на несколько секунд все смолкли, и
на лице девушки проступил нервный румянец.
Мать смотрела
на сына с печалью в глазах. Глаза Эвелины выражали сочувствие и беспокойство. Один Максим будто не замечал, какое действие производит шумное общество
на слепого, и радушно приглашал гостей наведываться почаще в усадьбу, обещая молодым
людям обильный этнографический материал к следующему приезду.
Гости обещали вернуться и уехали. Прощаясь, молодые
люди радушно пожимали руки Петра. Он порывисто отвечал
на эти пожатия и долго прислушивался, как стучали по дороге колеса их брички. Затем он быстро повернулся и ушел в сад.
Когда через две недели молодые
люди опять вернулись вместе с отцом, Эвелина встретила их с холодною сдержанностью. Однако ей было трудно устоять против обаятельного молодого оживления. Целые дни молодежь шаталась по деревне, охотилась, записывала в полях песни жниц и жнецов, а вечером вся компания собиралась
на завалинке усадьбы, в саду.
Молодой
человек, казалось, шел вслед за девушкой, не сознавая хорошо, куда она ведет его. Когда в дверях показалось его бледное лицо и тонкая фигура, он вдруг приостановился
на пороге этой освещенной комнаты. Но затем он перешагнул через порог и быстро, хотя с тем же полурассеянным, полусосредоточенным видом подошел к фортепиано.
— Я так и думал, — ответил молодой
человек. — Мне она несколько знакома… У вас удивительно своеобразная манера… Многие играют лучше вашего, но так, как вы, ее не исполнял еще никто. Это… как будто перевод с итальянского музыкального языка
на малорусский. Вам нужна серьезная школа, и тогда…
Он говорил о том, что многие, по-видимому, считают жизнь чем-то вроде плохого романа, кончающегося свадьбой, и что есть
на свете много такого, о чем иным
людям не мешало бы подумать.
Пан Попельский, ставший очень интересным круглым
человеком, с ровно и красиво седеющими волосами и румяным лицом, всегда в этих случаях соглашался с Максимом, вероятно принимая эти слова
на свой счет, и тотчас же отправлялся по хозяйству, которое у него, впрочем, шло отлично.
Однажды, в ясный день ласковой и поздней осени хозяева и гости отправились в этот монастырь. Максим и женщины ехали в широкой старинной коляске, качавшейся, точно большая ладья,
на своих высоких рессорах. Молодые
люди и Петр в том числе отправились верхами.
Через минуту, когда рыдван, шурша колесами в мягкой пыли и колыхаясь, ехал узким проселком, молодые
люди пронеслись мимо него и спешились впереди, привязав лошадей у плетня. Двое из них пошли навстречу, чтобы помочь дамам, а Петр стоял, опершись
на луку седла, и, по обыкновению склонив голову, прислушивался, стараясь по возможности определить свое положение в незнакомом месте.
— И, может быть, он участвовал в битвах… В походах во всяком случае и в опасностях также… — продолжал молодой
человек задумчиво. — Какие бывали времена
на нашей Украйне!
— Вылечился, когда увидел ваше «вольное козачество»
на службе у турецкого деспотизма… Исторический маскарад и шарлатанство!.. Я понял, что история выкинула уже всю эту ветошь
на задворки и что главное не в этих красивых формах, а в целях… Тогда-то я и отправился в Италию. Даже не зная языка этих
людей, я был готов умереть за их стремления.
На этот раз молодые
люди не возражали, — может быть, под влиянием живого ощущения, пережитого за несколько минут в леваде Остапа, — могильная плита так ясно говорила о смерти прошлого, — а быть может, под влиянием импонирующей искренности старого ветерана…
— Погибели
на вас нет…
на проклятых… чтоб вас всех передушила хвороба… Ох, господи! Господи ты боже мой! Вскую мя оставил еси… — сказал он вдруг совершенно другим голосом, в котором слышалось отчаяние исстрадавшегося и глубоко измученного
человека.
На одном из поворотов молодые
люди остановились. Они поднялись уже довольно высоко, и в узкое окно, вместе с более свежим воздухом, проникла более чистая, хотя и рассеянная струйка света. Под ней
на стене, довольно гладкой в этом месте, роились какие-то надписи. Это были по большей части имена посетителей.
— Пойдем, — первая поднялась Эвелина, до тех пор неподвижно глядевшая
на звонаря, точно завороженная. Молодые
люди двинулись к выходу, звонарь остался наверху. Петр, шагнувший было вслед за матерью, круто остановился.
Поэзия первого зимнего дня была по-своему доступна слепому. Просыпаясь утром, он ощущал всегда особенную бодрость и узнавал приход зимы по топанью
людей, входящих в кухню, по скрипу дверей, по острым, едва уловимым струйкам, разбегавшимся по всему дому, по скрипу шагов
на дворе, по особенной «холодности» всех наружных звуков. И когда он выезжал с Иохимом по первопутку в поле, то слушал с наслаждением звонкий скрип саней и какие-то гулкие щелканья, которыми лес из-за речки обменивался с дорогой и полем.
Останавливаясь
на рубеже деятельной жизни,
человек старается определить свое место в природе, свое значение, свои отношения к окружающему миру.
— Нет, — задумчиво ответил старик, — ничего бы не вышло. Впрочем, я думаю, что вообще
на известной душевной глубине впечатления от цветов и от звуков откладываются уже, как однородные. Мы говорим: он видит все в розовом свете. Это значит, что
человек настроен радостно. То же настроение может быть вызвано известным сочетанием звуков. Вообще звуки и цвета являются символами одинаковых душевных движений.
Между тем Максим круто повернулся и заковылял по улице. Его лицо было красно, глаза горели… С ним была, очевидно, одна из тех вспышек, которые были хорошо известны всем, знавшим его в молодости. И теперь это был уже не педагог, взвешивающий каждое слово, а страстный
человек, давший волю гневному чувству. Только кинув искоса взгляд
на Петра, старик как будто смягчился. Петр был бледен, как бумага, но брови его были сжаты, а лицо глубоко взволнованно.
В течение нескольких секунд он стоял с приподнятым кверху и просветлевшим лицом. Он был так странен, что все невольно обратились к нему, и кругом все смолкло. Всем казалось, что
человек, стоявший среди комнаты, был не тот, которого они так хорошо знали, а какой-то другой, незнакомый. А тот прежний исчез, окруженный внезапно опустившеюся
на него тайной.
В зале настала глубокая тишина, когда
на эстраде появился молодой
человек с красивыми большими глазами и бледным лицом. Никто не признал бы его слепым, если б эти глаза не были так неподвижны и если б его не вела молодая белокурая дама, как говорили, жена музыканта.