Изборский уехал в Москву, где у него
была лекции в университете. В музее долго еще обсуждалась его лекция, a я уходил с нее с смутными ощущениями. «Да, — думалось мнё, — это очень интересно: и лекция, и профессор… Но… что это вносит в мой спор с жизнью?.. Он начинается как раз там, где предмет Изборского останавливается… Жизнь становится противна именно там, где начинается животное…»
Неточные совпадения
Но в данное время ее не
было в Москве, и это не мешало, мне
быть счастливым. Мы только что окончили практические работы по съемке, отдыхали до начала
лекций, ходили пешком в Москву, читали и спорили.
Каникулы приходили к концу, скоро должны
были начаться
лекции. В воздухе чувствовались первые веяния осени. Вода в прудах потемнела, отяжелела. На клумбах садовники заменяли ранние цветы более поздними. С деревьев кое-где срывались рано пожелтевшие листья и падали на землю, мелькая, как червонное золото, на фоне темных аллей. Поля тоже пожелтели кругом, и поезда железной дороги, пролегающей в полутора верстах от академии, виднелись гораздо яснее и, казалось, проходили гораздо ближе, нежели летом.
Свободного времени у меня
было много.
Лекции еще не начинались. Физическая усталость от летних практических работ прошла, и я не знал порой, куда мне деваться от этой прекрасной осени, от своего досуга и от того смутного, приятного и вместе томительного ощущения, которое искало формы, тревожило и гнало куда-то, к неведомым опытам и приключениям.
У крыльца стояла линейка, ожидавшая трех часов и конца
лекций, чтобы отправиться в Москву. Я сошел со ступенек и сел в линейку. Только отъехав на некоторое расстояние, я вдруг вспомнил, что мне совсем не надо в Москву. Тогда я соскочил на ходу. На меня посмотрели с удивлением, но мне
было безразлично. Я оказался как раз у дорожки, где когда-то видел Урмановых вместе… Куда же мне идти? Да, я вышел с последней
лекции…
Когда я вошел в музей профессора, Изборского окружала кучка студентов. Изборский
был высок, и его глаза то и дело сверкали над головами молодежи. Рядом с ним стоял Крестовоздвиженский, и они о чем-то спорили. Студент нападал. Профессор защищался. Студенты, по крайней мере те, кто вмешивался изредка в спор,
были на стороне Крестовоздвиженского. Я не сразу вслушался, что говорил Крестовоздвиженский, и стал рассматривать таблицы, в ожидании предстоявшей
лекции.
В этот день первой лекцией для юнкеров старшего курса четвертой роты
была лекция по богословию. Читал ее доктор наук богословских, отец Иванцов-Платонов, настоятель церкви Александровского училища, знаменитый по всей Европе знаток истории церкви.
Кто бы мог думать, что этот день, начавшийся так прекрасно, так тяжело и грустно закончится для бедных второкурсников. Утром
были лекции, как всегда. До экзаменов осталось каких-нибудь два месяца, и то неполных.
(Почерк Нинки.) — Сижу вечером в аудитории, — должна была
быть лекция по термодинамике; вдруг влетает Женька Ястребова, золотая копна волос чуть прикрыта платком. Настойчиво зовет меня в свое общежитие, причины не говорит. Пошли.
Неточные совпадения
Левин читал Катавасову некоторые места из своего сочинения, и они понравились ему. Вчера, встретив Левина на публичной
лекции, Катавасов сказал ему, что известный Метров, которого статья так понравилась Левину, находится в Москве и очень заинтересован тем, что ему сказал Катавасов о работе Левина, и что Метров
будет у него завтра в одиннадцать часов и очень рад познакомиться с ним.
Я и в университете
был, и слушал
лекции по всем частям, а искусству и порядку жить не только не выучился, а еще как бы больше выучился искусству побольше издерживать деньги на всякие новые утонченности да комфорты, больше познакомился с такими предметами, на которые нужны деньги.
Но в этот вечер они смотрели на него с вожделением, как смотрят любители вкусно
поесть на редкое блюдо. Они слушали его рассказ с таким безмолвным напряжением внимания, точно он столичный профессор, который читает
лекцию в глухом провинциальном городе обывателям, давно стосковавшимся о необыкновенном. В комнате
было тесно, немножко жарко, в полумраке сидели согнувшись покорные люди, и
было очень хорошо сознавать, что вчерашний день — уже история.
В местной либеральной газете
был напечатан подробный отчет о
лекции, которую прочитал Томилин на родине Самгина.
Лекция была озаглавлена «Интеллект и рок», — в ней доказывалось, что интеллект и является выразителем воли рока, а сам «рок не что иное, как маска Сатаны — Прометея»; «Прометей — это тот, кто первый внушил человеку в раю неведения страсть к познанию, и с той поры девственная, жаждущая веры душа богоподобного человека сгорает в Прометеевом огне; материализм — это серый пепел ее».