Неточные совпадения
Я
с любопытством смотрел на лицо девушки при этих рассказах. Оно оставалось так же спокойно… Когда Соколова выбежала в переднюю к закипевшему самовару, Дося
подошла к окну. Я вовремя отодвинулся в тень. Между окном и девушкой стоял столик и лампа, и мне была видна каждая черточка ее лица. Руками она бессознательно заплетала конец распустившейся косы и смотрела в темноту. И во всем лице, особенно в глазах, было выражение, которое
запало мне глубоко в душу…
Неточные совпадения
Нехлюдов, не желая встречаться
с тем, чтоб опять прощаться, остановился, не доходя до двери станции, ожидая прохождения всего шествия. Княгиня
с сыном, Мисси, доктор и горничная проследовали вперед, старый же князь остановился позади
с свояченицей, и Нехлюдов, не
подходя близко, слышал только отрывочные французские фразы их разговора. Одна из этих фраз, произнесенная князем,
запала, как это часто бывает, почему-то в память Нехлюдову, со всеми интонациями и звуками голоса.
Дальше направление течения Алчана определяет невысокий, расплывшийся в ширину горный кряж, идущий в направлении
с северо-северо-востока на юго-юго-запад. Оконечность его
подходит к Бикину и называется Даютай [Тау-да-хе — первая большая река.].
Слово «картун», вероятно «гао-ли-тунь», означает «корейский поселок». Рассказывают, что здесь в протоках раньше добывали много жемчуга. По другому толкованию «картун» означает «ворота». Действительно, на
западе за Картуном долина опять суживается.
С левой стороны к реке
подходят горы Хынхуто [Хен-ху-дао — обычный тигровый путь.], а справа длинный отрог Вамбалазы.
От места нашего ночлега долина стала понемногу поворачивать на
запад. Левые склоны ее были крутые, правые — пологие.
С каждым километром тропа становилась шире и лучше. В одном месте лежало срубленное топором дерево. Дерсу
подошел, осмотрел его и сказал:
Один закоснелый сармат, старик, уланский офицер при Понятовском, делавший часть наполеоновских походов, получил в 1837 году дозволение возвратиться в свои литовские поместья. Накануне отъезда старик позвал меня и несколько поляков отобедать. После обеда мой кавалерист
подошел ко мне
с бокалом, обнял меня и
с военным простодушием сказал мне на ухо: «Да зачем же вы, русский?!» Я не отвечал ни слова, но замечание это сильно
запало мне в грудь. Я понял, что этому поколению нельзя было освободить Польшу.