Неточные совпадения
Первое время настроение польского общества было приподнятое и бодрое.
Говорили о победах, о каком-то Ружицком, который становится во главе волынских отрядов, о том, что Наполеон пришлет помощь. В пансионе
ученики поляки делились этими новостями, которые приносила Марыня, единственная дочь Рыхлинских. Ее большие, как у Стасика, глаза сверкали радостным одушевлением. Я тоже верил во все эти успехи поляков, но чувство, которое они во мне вызывали, было очень сложно.
Я сразу заметил его среди остальных
учеников, и понемногу мы сблизились, как сближаются школьники: то есть оказывали друг другу мелкие услуги, делились перьями и карандашами, в свободные часы уединялись от товарищей, ходили вдвоем и
говорили о многом, о чем не хотелось
говорить с другими.
Это было несколько лет назад.
Ученика младших классов Янкевича «преследовало» гимназическое начальство, и однажды его оставили в карцере «за невнимание на уроке». Мальчик
говорил, что он болен, отпрашивался домой, но ему не поверили.
Когда он подходил к рисующему
ученику и, водя большим пальцем над бумагой,
говорил: «Ага!
Единственное спасение в этих случаях — предложить на разрешение отца — протоиерея какой-нибудь «недоуменный вопрос», небольшое, приличное религиозное сомнение. Отец протоиерей начитан и любит разрешать внеочередные вопросы.
Говорит он умно, гладко, красиво пользуется текстами. К
ученику, доставившему ему случай для такой беседы, относится с благорасположением и ставит хорошую отметку в четверти…
Сказать дерзость учителю, вообще
говоря, считалось подвигом, и если бы он так же прямо назвал бараном одного из «старых» — Кранца, Самаревича, Егорова, то совет бы его исключил, а
ученики проводили бы его горячим сочувствием.
— Ну вот, дело сделано, — сказал он. — Я знал, что с ним можно
говорить по — человечески. В Тифлисе,
говорят,
ученики приходят в гимназию с кинжалами, тем менее оснований придираться к мелочам. Ну, не поминайте лихом!
Янковский был, правда, первым
учеником в нашей гимназии, но… мы никогда не преклонялись перед первыми
учениками и медалистами. Теперь он студент, «подающий блестящие надежды». «Голова, —
говорил о нем капитан почтительно. — Будущий Пирогов, по меньшей мере».
Ученье началось быстро и успешно; сначала наставница и
ученик говорили по-немецки, разумеется, об обыденных предметах, а потом разговор их стал переходить и на нравственные, сердечные вопросы.
Он обращался с ним высокомерно и грубо, задерживал жалованье и вмешивался в преподавание, и, чтобы окончательно выжить его, недели за две до праздника определил в школу сторожем дальнего родственника своей жены, пьяного мужика, который не слушался учителя и при
учениках говорил ему дерзости.
Ученики говорят так, как мы говорим: хорошо бы было сделать так, чтобы нам, живя той жизнью одинокой, своевольной, которой мы живем, верить еще, что, если мы будем исполнять учение бога, нам будет еще лучше.
Неточные совпадения
Я поставлю полные баллы во всех науках тому, кто ни аза не знает, да ведет себя похвально; а в ком я вижу дурной дух да насмешливость, я тому нуль, хотя он Солона заткни за пояс!» Так
говорил учитель, не любивший насмерть Крылова за то, что он сказал: «По мне, уж лучше пей, да дело разумей», — и всегда рассказывавший с наслаждением в лице и в глазах, как в том училище, где он преподавал прежде, такая была тишина, что слышно было, как муха летит; что ни один из
учеников в течение круглого года не кашлянул и не высморкался в классе и что до самого звонка нельзя было узнать, был ли кто там или нет.
Приходит
ученик домой // И
говорит: «Пойдём скорей со мной!
— Не знал, так — не
говорил бы. И — не перебивай. Ежели все вы тут станете меня учить, это будет дело пустяковое. Смешное. Вас — много, а
ученик — один. Нет, уж вы, лучше, учитесь, а учить буду — я.
Учитель встречал детей молчаливой, неясной улыбкой; во всякое время дня он казался человеком только что проснувшимся. Он тотчас ложился вверх лицом на койку, койка уныло скрипела. Запустив пальцы рук в рыжие, нечесанные космы жестких и прямых волос, подняв к потолку расколотую, медную бородку, не глядя на
учеников, он спрашивал и рассказывал тихим голосом, внятными словами, но Дронов находил, что учитель
говорит «из-под печки».
Он снова молчал, как будто заснув с открытыми глазами. Клим видел сбоку фарфоровый, блестящий белок, это напомнило ему мертвый глаз доктора Сомова. Он понимал, что, рассуждая о выдумке, учитель беседует сам с собой, забыв о нем,
ученике. И нередко Клим ждал, что вот сейчас учитель скажет что-то о матери, о том, как он в саду обнимал ноги ее. Но учитель
говорил: