— «Ангелов творче и Господи сил, — продолжал он, — Иисусе пречудный, ангелов удивление, Иисусе пресильный, прародителей избавление, Иисусе пресладкий,
патриархов величание, Иисусе преславный, царей укрепление, Иисусе преблагий, пророков исполнение, Иисусе предивный, мучеников крепость, Иисусе претихий, монахов радосте, Иисусе премилостивый, пресвитеров сладость, Иисусе премилосердый, постников воздержание, Иисусе пресладостный, преподобных радование, Иисусе пречистый, девственных целомудрие, Иисусе предвечный, грешников спасение, Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя», добрался он наконец до остановки, всё с большим и большим свистом повторяя слово Иисусе, придержал
рукою рясу на шелковой подкладке и, опустившись на одно колено, поклонился в землю, а хор запел последние слова: «Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя», а арестанты падали и подымались, встряхивая волосами, остававшимися на половине головы, и гремя кандалами, натиравшими им худые ноги.
Но, по некоторому гражданскому кокетству, он не только не молодился, но как бы и щеголял солидностию лет своих, и в костюме своем, высокий, сухощавый, с волосами до плеч, походил как бы на
патриарха или, еще вернее, на портрет поэта Кукольника, литографированный в тридцатых годах при каком-то издании, особенно когда сидел летом в саду, на лавке, под кустом расцветшей сирени, опершись обеими
руками на трость, с раскрытою книгой подле и поэтически задумавшись над закатом солнца.
Она была уже несколько лет правительницею государства; важнейшие государственные сановники — Голицын, Шакловитый, сам
патриарх (до последнего времени) — были к ней в отношениях весьма дружественных; стрельцы были ей преданны, как всегда; в
руках ее были награды, почести, деньги и вместе с тем пытки и казни.
Идут, идут! Народ // Волнуется! Вот уж несут хоругви! // А вот попы с иконами, с крестами! // Вот
патриарх! Вот стольники! Бояре! // Вот стряпчие царевы! Вот он сам! // В венце и в бармах, в золотой одежде, // С державою и скипетром в
руках! // Как он идет! Все пали на колени — // Между рядов безмолвных он проходит // Ко Красному крыльцу — остановился — // Столпились все — он говорит к народу…