Неточные совпадения
Кошка благодарно мурлыкала, лизала мне
лицо, глядела в глаза и,
казалось, совершенно сознательно отвечала взаимностью на мое расположение и жалость.
Это было маленькое существо, с морщинистым
лицом и большой «кичкой» на голове, отчего голова
казалась огромной.
Лицо у него было обыкновенное,
кажется, даже довольно красивое, но черты не запоминались, а оставалось только впечатление бледности…
В тот год у нас служил кучер Петро, человек уже старый, ходивший в бараньем кожухе лето и зиму.
Лицо у него было морщинистое, а тонкие губы под небольшими усами сохраняли выражение какой-то необъяснимой горечи. Он был необыкновенно молчалив, никогда не принимал участия в толках в пересудах дворни и не выпускал изо рта глиняной «люльки», в которой помешивал иногда горящий табак прямо заскорузлым мизинцем. Мне
кажется, что именно он первый сказал, глядя на сломанную «фигуру...
Еврейский мальчик, бежавший в ремесленное училище; сапожный ученик с выпачканным
лицом и босой, но с большим сапогом в руке; длинный верзила, шедший с кнутом около воза с глиной; наконец, бродячая собака, пробежавшая мимо меня с опущенной головой, — все они,
казалось мне, знают, что я — маленький мальчик, в первый раз отпущенный матерью без провожатых, у которого, вдобавок, в кармане лежит огромная сумма в три гроша (полторы копейки).
Нельзя сказать, чтобы в этом пансионе господствовало последнее слово педагогической науки. Сам Рыхлинский был человек уже пожилой, на костылях. У него была коротко остриженная квадратная голова, с мясистыми чертами широкого
лица; плечи от постоянного упора на костыли были необыкновенно широки и приподняты, отчего весь он
казался квадратным и грузным. Когда же, иной раз, сидя в кресле, он протягивал вперед свои жилистые руки и, вытаращив глаза, вскрикивал сильным голосом...
Это было первое общее суждение о поэзии, которое я слышал, а Гроза (маленький, круглый человек, с крупными чертами ординарного
лица) был первым виденным мною «живым поэтом»… Теперь о нем совершенно забыли, но его произведения были для того времени настоящей литературой, и я с захватывающим интересом следил за чтением. Читал он с большим одушевлением, и порой мне
казалось, что этот кругленький человек преображается, становится другим — большим, красивым и интересным…
Учитель немецкого языка, Кранц… Подвижной человек, небольшого роста, с голым
лицом, лишенным растительности, сухой, точно сказочный лемур, состоящий из одних костей и сухожилий.
Казалось, этот человек сознательно стремился сначала сделать свой предмет совершенно бессмысленным, а затем все-таки добиться, чтобы ученики его одолели. Всю грамматику он ухитрился превратить в изучение окончаний.
К концу этой сцены с угрюмыми и сконфуженными
лицами проходили мимо другие учителя. Ученикам было совестно смотреть на них, но,
кажется, и учителям было совестно смотреть на учеников.
Знал ли сам Антось «простую» историю своего рождения или нет?.. Вероятно, знал, но так же вероятно, что эта история не
казалась ему простой… Мне вспоминается как будто особое выражение на
лице Антося, когда во время возки снопов мы с ним проезжали мимо Гапкиной хаты. Хата пустовала, окна давно были забиты досками, стены облупились и покосились… И над нею шумели высокие деревья, еще гуще и буйнее разросшиеся с тех пор, как под ними явилась новая жизнь… Какие чувства рождал в душе Антося этот шум?
Тихо шептались листья орешника и ольхи, ветер обвевал
лицо, с почтового двора доносилось потренькивание подвязываемого к дышлу колокольчика, — и мне
казалось, что все эти сдержанные шумы, говор леса, поля и почтового двора говорят по — своему об одном: о конце жизни, о торжественном значении смерти…
Минут через десять Заруцкий, с потемневшим
лицом, поднялся с места.
Казалось, что при этом на своих плечах он поднимает тяжесть, давление которой чувствовалось всем классом.
В этот вечер капитан несколько перехватил в своем острословии. Жена была им недовольна;
кажется, и он был недоволен собою.
Лицо его как-то увяло, усы опустились книзу.
Я представил себе непривлекательно — умное
лицо священника — обрусителя… Шалость дрянная… Протоиерей больше чиновник и педагог и политик, чем верующий пастырь, для которого святыня таинства стояла бы выше всех соображений… Да,
кажется, он мог бы это сделать.
Лицо у меня горело, голос дрожал, на глаза просились слезы. Протоиерея удивило это настроение, и он,
кажется, приготовился услышать какие-нибудь необыкновенные признания… Когда он накрыл мою склоненную голову, обычное волнение исповеди пробежало в моей душе… «Сказать, признаться?»
Все это опять падало на девственную душу, как холодные снежинки на голое тело… Убийство Иванова
казалось мне резким диссонансом. «Может быть, неправда?..» Но над всем преобладала мысль: значит, и у нас есть уже это… Что именно?.. Студенчество, умное и серьезное, «с озлобленными
лицами», думающее тяжкие думы о бесправии всего народа… А при упоминании о «генералах Тимашевых и Треповых» в памяти вставал Безак.
Бродский был человек взрослый, солидный, но в его устах это двустишие
казалось мне как-то особенно выразительным. Однажды он куда-то ушел и вернулся довольно поздно. Мне
показалось при этом, что у него
лицо не совсем обыкновенное, слегка одутловатое, как у Корниловича, а нос красноватый. Он порывисто обнял меня и сказал...
Когда она подняла
лицо и сказала приветливо: «Благодарю вас», — мне
показалось, что это не та барышня, которую я видел у Дембицкой: ничего суховатого и надменного в ней не было.
В первый же раз, когда я остался без пары, — с концом песни я протянул руку Мане Дембицкой. Во второй раз, когда осталась Лена, — я подал руку ее сестре раньше, чем она успела обнаружить свой выбор, и когда мы, смеясь, кружились с Соней, у меня в памяти осталось
лицо Лены, приветливо протягивавшей мне обе руки. Увидев, что опоздала, она слегка покраснела и осталась опять без пары. Я пожалел, что поторопился… Теперь младшая сестра уже не
казалась мне более приятной.
— Панна Елена, — сказал я нерешительно и ждал, пока она подымет
лицо. Она поднялась, отряхнула платье и подала мне руку. И
лицо ее опять
показалось мне новым, очень милым и приятным как-то по — особенному…
В первое мгновение мне
показалось даже, что у той девочки было то же самое
лицо с красивым профилем и с тем же выражением в голубых глазах, которые вчера глядели на меня несколько раз с таким милым дружеским расположением.
Порой в окне, где лежала больная, в щель неплотно сдвинутых гардин прокрадывался луч света, и мне
казалось, что он устанавливает какую-то связь между мною, на темной улице, и комнатой с запахом лекарств, где на белой подушке чудилось милое
лицо с больным румянцем и закрытыми глазами.
Младшая опять радостно поклонилась мне, но, когда Лена повернулась ко мне с приветливым поклоном, мне
показалось, что
лицо у нее сильно изменилось: она стала еще красивее с отрастающими волнистыми волосами, черты были те же, но в них появилось что-то новое, как будто она стала взрослее и серьезнее.
Неточные совпадения
Предстояло атаковать на пути гору Свистуху; скомандовали: в атаку! передние ряды отважно бросились вперед, но оловянные солдатики за ними не последовали. И так как на
лицах их,"ради поспешения", черты были нанесены лишь в виде абриса [Абрис (нем.) — контур, очертание.] и притом в большом беспорядке, то издали
казалось, что солдатики иронически улыбаются. А от иронии до крамолы — один шаг.
Но река продолжала свой говор, и в этом говоре слышалось что-то искушающее, почти зловещее.
Казалось, эти звуки говорили:"Хитер, прохвост, твой бред, но есть и другой бред, который, пожалуй, похитрей твоего будет". Да; это был тоже бред, или, лучше сказать, тут встали
лицом к
лицу два бреда: один, созданный лично Угрюм-Бурчеевым, и другой, который врывался откуда-то со стороны и заявлял о совершенной своей независимости от первого.
Казалось, что весь этот ряд — не что иное, как сонное мечтание, в котором мелькают образы без
лиц, в котором звенят какие-то смутные крики, похожие на отдаленное галденье захмелевшей толпы…
По временам, однако ж, на
лице его
показывалась какая-то сомнительная улыбка, которая не предвещала ничего доброго…
Изумление
лиц, присутствовавших при этой загадочной сцене, было беспредельно. Странным
показалось и то, что градоначальник хотя и сквозь зубы, но довольно неосторожно сказал: