Неточные совпадения
Думаю, что по
силе впечатления теперь этому могло бы равняться разве крепкое и неожиданное укушение ядовитой змеи, притаившейся, например,
в букете цветов.
В молодых годах он был очень красив и пользовался огромным успехом у женщин. По — видимому, весь избыток молодых, может быть, недюжинных
сил он отдавал разного рода предприятиям и приключениям
в этой области, и это продолжалось за тридцать лет. Собственная практика внушила ему глубокое недоверие к женской добродетели, и, задумав жениться, он составил своеобразный план для ограждения своего домашнего спокойствия…
Ночь, конечно, опять была ясная, как день, а на мельницах и
в бучилах, как это всем известно, водится нечистая
сила…
Нечистый, увидев огни и такую
силу крещеного народу, вдруг поднялся на дыбы, что-то «загуло», как ветер, и медведь кинулся
в омут…
Наутро весь табор оказался
в полном беспорядке, как будто невидимая
сила перетрясла его и перешвыряла так, что возы оказались перемешаны, хозяева очутились на чужих возах, а иных побросало даже совсем вон из табора
в степь…
О боге мы слышали чуть не со дня рождения, но, кажется, «верили»
в нечистую
силу раньше, чем
в бога.
В нашей семье нравы вообще были мягкие, и мы никогда еще не видели такой жестокой расправы. Я думаю, что по
силе впечатления теперь для меня могло бы быть равно тогдашнему чувству разве внезапное на моих глазах убийство человека. Мы за окном тоже завизжали, затопали ногами и стали ругать Уляницкого, требуя, чтобы он перестал бить Мамерика. Но Уляницкий только больше входил
в азарт; лицо у него стало скверное, глаза были выпучены, усы свирепо торчали, и розга то и дело свистела
в воздухе.
Нам очень нравилось это юмористическое объяснение, побеждавшее ужасное представление о воющем привидении, и мы впоследствии часто просили отца вновь рассказывать нам это происшествие. Рассказ кончался веселым смехом… Но это трезвое объяснение на кухне не произвело ни малейшего впечатления. Кухарка Будзиньская, а за ней и другие объяснили дело еще проще: солдат и сам знался с нечистой
силой; он по — приятельски столковался с «марой», и нечистый ушел
в другое место.
И потому мораль всего эпизода оставалась
в прежней
силе...
В качестве «заведомого ябедника» ему это было воспрещено, но тем большим доверием его «бумаги» пользовались среди простого народа: думали, что запретили ему писать именно потому, что каждая его бумага обладала такой
силой, с которой не могло справиться самое большое начальство.
И
в душе встают невольно тревожные вопросы: хватит ли
силы?..
Еще
в Житомире, когда я был во втором классе, был у нас учитель рисования, старый поляк Собкевич. Говорил он всегда по — польски или по — украински, фанатически любил свой предмет и считал его первой основой образования. Однажды, рассердившись за что-то на весь класс, он схватил с кафедры свой портфель, поднял его высоко над головой и изо всей
силы швырнул на пол. С сверкающими глазами, с гривой седых волос над головой, весь охваченный гневом, он был похож на Моисея, разбивающего скрижали.
Наоборот,
в ненастье преступный сон налегает на учеников с особенной
силой, и
в то же время их легче застигнуть…
Впрочем, я с благодарностью вспоминаю об этих своеобразных состязаниях. Гимназия не умела сделать интересным преподавания, она не пыталась и не умела использовать тот избыток нервной
силы и молодого темперамента, который не поглощался зубристикой и механическим посещением неинтересных классов… Можно было совершенно застыть от скуки или обратиться
в автоматический зубрильный аппарат (что со многими и случалось), если бы
в монотонную жизнь не врывались эпизоды этого своеобразного спорта.
— Э! не говори! Есть что-то, понимаешь,
в натуре такое… Я не говорю, что непременно там нечистая
сила или что-нибудь такое сверхъестественное… Может быть, магнетизм… Когда-нибудь наука дойдет…
Вообще, очень религиозный, отец совсем не был суеверен. Бог все видит, все знает, все устроил. На земле действуют его ясные и твердые законы. Глупо не верить
в бога и глупо верить
в сны,
в нечистую
силу, во всякие страхи.
От капитана и его рассказов осталось у нас после этого смешанное впечатление: рассказы были занимательны. Но он не верит
в бога, а верит
в нечистую
силу, которая называется магнетизм и бегает на птичьих лапах. Это смешно.
На шум выбегают из инспекторской надзиратели, потом инспектор. Но малыши увертываются от рук Дитяткевича, ныряют между ног у другого надзирателя, добродушного рыжего Бутовича, проскакивают мимо инспектора, дергают Самаревича за шубу, и крики: «бирка, бирка!» несутся среди хохота, топота и шума. Обычная власть потеряла
силу. Только резкий звонок, который сторож догадался дать минуты на две раньше, позволяет, наконец, освободить Самаревича и увести его
в инспекторскую.
Рассказ прошел по мне электрической искрой.
В памяти, как живая, стала простодушная фигура Савицкого
в фуражке с большим козырем и с наивными глазами. Это воспоминание вызвало острое чувство жалости и еще что-то темное, смутное, спутанное и грозное. Товарищ… не
в карцере, а
в каталажке, больной, без помощи, одинокий… И посажен не инспектором… Другая
сила, огромная и стихийная, будила теперь чувство товарищества, и сердце невольно замирало от этого вызова. Что делать?
Несчастный мужик вечно находился под воздействием двух
сил, тянувших
в разные стороны.
А посему, за
силою законов, капитан
в свою очередь требовал для Банькевича разных немилостивых наказаний.
Банькевич был уничтожен. У злого волшебника отняли черную книгу, и он превратился сразу
в обыкновенного смертного. Теперь самые смиренные из его соседей гоняли дрючками его свиней, нанося действительное членовредительство, а своих поросят, захваченных
в заколдованных некогда пределах, отнимали
силой. «Заведомый ябедник» был лишен покровительства законов.
Растущая душа стремилась пристроить куда-то избыток
силы, не уходящей на «арифметики и грамматики», и вслед за жгучими историческими фантазиями
в нее порой опять врывался религиозный экстаз. Он был такой же беспочвенный и еще более мучительный.
В глубине души еще не сознанные начинали роиться сомнения, а навстречу им поднималась жажда религиозного подвига, полетов души ввысь, молитвенных экстазов.
Но… стоит вспомнить сотни имен из украинской молодежи, которая участвовала
в движении 70–х годов, лишенном всякой националистической окраски, чтобы понять, где была большая двигательная
сила…
Брат вернулся домой несколько озабоченный, но вместе польщенный. Он —
сила, с которою приходится считаться правительству. Вечером, расхаживая при лунном свете по нашему небольшому саду, он рассказал мне
в подробностях разговор с помощником исправника и прибавил...
И затем, вдруг собравшись с
силами, быстро пополз под общий хохот с дороги
в канаву.
Тем не менее на следующий день я кинулся
в полемику уже с космографическими соображениями, и споры закипели с новой
силой…
Идти суровой дорогой борьбы без надежды на награду
в будущей жизни, без опоры
в высшей
силе, без утешения… с гордой уверенностью
в своей правоте…
В наличности не было
сил для разрешения кризиса. Оставалась надежда на будущее, на что-то новое, что придет с этим будущим, и прежде всего на «нового человека», которого должны выдвинуть молодые поколения.
В качестве грядущей революционной
силы в тумане рисовались… какие-то, кажется, уральские артели…
Вероятно, от этого неиспользованного» избытка
сил мое воображение носилось
в разных фантастических областях, занимательных, но бесплодных.
Я не смел думать, что это подействовала моя молитва, но какое-то теплое чувство охватило меня однажды
в тихий вечерний час на пустой улице с такою
силой, что я на некоторое время совершенно забылся
в молитве.
Неточные совпадения
Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная
сила побудила. Призвал было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот и тянет!
В одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а
в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.
И тут настала каторга // Корёжскому крестьянину — // До нитки разорил! // А драл… как сам Шалашников! // Да тот был прост; накинется // Со всей воинской
силою, // Подумаешь: убьет! // А деньги сунь, отвалится, // Ни дать ни взять раздувшийся //
В собачьем ухе клещ. // У немца — хватка мертвая: // Пока не пустит по миру, // Не отойдя сосет!
Пастух уж со скотиною // Угнался; за малиною // Ушли подружки
в бор, //
В полях трудятся пахари, //
В лесу стучит топор!» // Управится с горшочками, // Все вымоет, все выскребет, // Посадит хлебы
в печь — // Идет родная матушка, // Не будит — пуще кутает: // «Спи, милая, касатушка, // Спи,
силу запасай!
Напутствуешь усопшего // И поддержать
в оставшихся // По мере
сил стараешься // Дух бодр!
Молиться
в ночь морозную // Под звездным небом Божиим // Люблю я с той поры. // Беда пристигнет — вспомните // И женам посоветуйте: // Усердней не помолишься // Нигде и никогда. // Чем больше я молилася, // Тем легче становилося, // И
силы прибавлялося, // Чем чаще я касалася // До белой, снежной скатерти // Горящей головой…