Неточные совпадения
Потом на «тот свет» отправился пан Коляновский, который, по рассказам, возвращался оттуда по
ночам. Тут уже было что-то странное. Он мне сказал: «не укараулишь», значит, как бы скрылся, а потом приходит тайком от домашних и от прислуги. Это было непонятно и отчасти коварно, а во
всем непонятном, если оно вдобавок сознательно, есть уже элемент страха…
Ночь, конечно, опять была ясная, как день, а на мельницах и в бучилах, как это
всем известно, водится нечистая сила…
Поэтому мы
все больше и больше попадали во власть «того света», который казался нам наполненным враждебной и чуткой силой… Однажды старший брат страшно закричал
ночью и рассказал, что к нему из соседней темной комнаты вышел чорт и, подойдя к его кровати, очень изящно и насмешливо поклонился.
Но свет не действовал
ночью, и
ночь была
вся во власти враждебного, иного мира, который вместе с темнотой вдвигался в пределы обычной жизни.
Одной
ночью разразилась сильная гроза. Еще с вечера надвинулись со
всех сторон тучи, которые зловеще толклись на месте, кружились и сверкали молниями. Когда стемнело, молнии, не переставая, следовали одна за другой, освещая, как днем, и дома, и побледневшую зелень сада, и «старую фигуру». Обманутые этим светом воробьи проснулись и своим недоумелым чириканьем усиливали нависшую в воздухе тревогу, а стены нашего дома то и дело вздрагивали от раскатов, причем оконные стекла после ударов тихо и жалобно звенели…
С еще большей торжественностью принесли на «дожинки» последний сноп, и тогда во дворе стояли столы с угощением, и парубки с дивчатами плясали до поздней
ночи перед крыльцом, на котором сидела
вся барская семья, радостная, благожелательная, добрая.
После вечера, проведенного среди родных и близких знакомых,
все три стали на колени, старики благословили их, и
ночью они уехали…
— Пошел вон! — сказал отец. Крыжановский поцеловал у матери руку, сказал: «святая женщина», и радостно скрылся. Мы поняли как-то сразу, что
все кончено, и Крыжановский останется на службе. Действительно, на следующей день он опять, как ни в чем не бывало, работал в архиве. Огонек из решетчатого оконца светил на двор до поздней
ночи.
Одной темной осенней
ночью на дворе капитана завыла собака, за ней другая. Проснулся кто-то из работников, но сначала ничего особенного во дворе не заметил… Потом за клуней что-то засветилось. Пока он будил других работников и капитана, та самая клуня, с которой началась ссора, уже была
вся в огне.
К тому времени мы уже видели немало смертей. И, однако, редкая из них производила на нас такое огромное впечатление. В сущности…
все было опять в порядке вещей. Капитан пророчил давно, что скрипка не доведет до добра. Из дому Антось ушел тайно… Если тут была вина, то, конечно,
всего более и прямее были виновны неведомые парубки, то есть деревня… Но и они, наверное, не желали убить… Темная
ночь, слишком тяжелый дрючок, неосторожный удар…
Казалось, будто этой странной
ночью все живет особенной жизнью: кто-то огромный мечется среди метели, плачет, просит и проклинает, а
все остальное несется, налетает, отступает, шипит, гудит, грохочет, грозит или трясется от страха…
Это было глупо, но в этот вечер
все мы были не очень умны. Наша маленькая усадьба казалась такой ничтожной под налетами бурной
ночи, и в бесновании метели слышалось столько сознательной угрозы… Мы не были суеверны и знали, что это только снег и ветер. Но в их разнообразных голосах слышалось что-то, чему навстречу подымалось в душе неясное, неоформленное, тяжелое ощущение… В этой усадьбе началась и погибла жизнь… И, как стоны погибшей жизни, плачет и жалуется вьюга…
После девяти часов я вышел из дому и стал прохаживаться. Была поздняя осень. Вода в прудах отяжелела и потемнела, точно в ожидании морозов.
Ночь была ясная, свежая, прохладный воздух звонок и чуток. Я был
весь охвачен своим чувством и своими мыслями. Чувство летело навстречу знакомой маленькой тележке, а мысль искала доказательств бытия божия и бессмертия души.
Неточные совпадения
— // Так засмеялся дедушка, // Что
все в каморке вздрогнули, — // И к
ночи умер он.
И тут я с печи спрыгнула, // Обулась. Долго слушала, — //
Все тихо, спит семья! // Чуть-чуть я дверью скрипнула // И вышла.
Ночь морозная… // Из Домниной избы, // Где парни деревенские // И девки собиралися, // Гремела песня складная. // Любимая моя…
К нам на
ночь попросилася // Одна старушка Божия: //
Вся жизнь убогой старицы — // Убийство плоти, пост;
Настала
ночь,
весь мир затих, // Одна рыдала пташечка, // Да мертвых не докликалась // До белого утра!..
Митрофан. И теперь как шальной хожу.
Ночь всю така дрянь в глаза лезла.