Цитаты со словом «спить»
Голова у меня в детстве
была большая, и при падениях я часто стукался ею об пол.
Один раз это
было на лестнице.
Мне
было очень больно, и я громко плакал, пока отец не утешил меня особым приемом.
Вероятно, я
был тогда в периоде фетишизма и предполагал в деревянной доске злую и враждебную волю.
Я
был уже несколько больше.
Был необыкновенно светлый и теплый лунный вечер.
Родители куда-то уехали, братья, должно
быть, спали, нянька ушла на кухню, и я остался с одним только лакеем, носившим неблагозвучное прозвище Гандыло.
Дверь из передней на двор
была открыта, и в нее откуда-то, из озаренной луною дали, неслось рокотание колес по мощеной улице.
Мне
было страшно, — вероятно, днем рассказывали о ворах.
Не знаю уж по какой логике, — но лакей Гандыло опять принес отцовскую палку и вывел меня на крыльцо, где я, —
быть может, по связи с прежним эпизодом такого же рода, — стал крепко бить ступеньку лестницы.
На следующее утро я с увлечением рассказывал матери, что вчера, когда ее не
было, к нам приходил вор, которого мы с Гандылом крепко побили.
Я знал, что никакого вора не
было и что мать это знает.
Мне
было бы тяжело отказаться от того воображаемого существа, которого я сначала боялся, а потом положительно «чувствовал», при странном лунном сиянии, между моей палкой и ступенькой лестницы.
Это не
была зрительная галлюцинация, но было какое-то упоение от своей победы над страхом…
Из этого путешествия я помню переправу через реку (кажется, Прут), когда наша коляска
была установлена на плоту и, плавно колыхаясь, отделилась от берега, или берег отделился от нее, — я этого еще не различал.
Кажется, эта переправа
была в связи с севастопольской войной…
Внутри просторной дорожной коляски
было темно.
Это
были опять слезы обиды…
Река произвела на меня чарующее впечатление: мне
были новы, странны и прекрасны мелкие зеленоватые волны зыби, врывавшиеся под стенки купальни, и то, как они играли блестками, осколками небесной синевы и яркими кусочками как будто изломанной купальни.
Это
были первые разочарования: я кидался навстречу природе с доверием незнания, она отвечала стихийным бесстрастием, которое мне казалось сознательно враждебным…
Я переставал чувствовать себя отдельно от этого моря жизни, и это
было так сильно, что, когда меня хватились и брат матери вернулся за мной, то я стоял на том же месте и не откликался…
Как, однако, грубо наши слова выражают наши ощущения… В душе
есть тоже много непонятного говора, который не выразить грубыми словами, как и речи природы… И это именно то, где душа и природа составляют одно…
Если бы я имел ясное понятие о творении, то, вероятно, сказал бы тогда, что мой отец (которого я знал хромым) так и
был создан с палкой в руке, что бабушку бог сотворил именно бабушкой, что мать моя всегда была такая же красивая голубоглазая женщина с русой косой, что даже сарай за домом так и явился на свет покосившимся и с зелеными лишаями на крыше.
Это
было тихое, устойчивое нарастание жизненных сил, плавно уносившее меня вместе с окружающим мирком, а берега стороннего необъятного мира, по которым можно было бы заметить движение, мне тогда не были видны…
И сам я, казалось, всегда
был таким же мальчиком с большой головой, причем старший брат был несколько выше меня, а младший ниже…
И эти взаимные отношения должны
были остаться навсегда…
Мы говорили иной раз: «когда мы
будем большими», или: «когда мы умрем», но это была глупая фраза, пустая, без живого содержания…
Впечатление
было резко, отчасти болезненно, но еще более поразительно.
Дня через три — четыре новое крыльцо
было готово на месте старого, и мне положительно казалось, что физиономия нашего дома совершенно изменилась.
Новое крыльцо
было явно «приставлено», тогда как старое казалось органической частью нашего почтенного цельного дома, как нос или брови у человека.
После смерти моего деда отец, ездивший на похороны, привез затейливую печать, на которой
была изображена ладья с двумя собачьими головами на носу и корме и с зубчатой башней посредине.
А вот
есть еще герб, так тот называется проще: «pchła na bęnbenku hopki tnie», и имеет более смысла, потому что казаков и шляхту в походах сильно кусали блохи…
Таким образом, к первому же представлению о наших дворянских «клейнодах» отец присоединил оттенок насмешки, и мне кажется, что это у него
было сознательно.
Мой прадед, по словам отца,
был полковым писарем, дед — русским чиновником, как и отец.
Восстановить свои потомственно — дворянские права отец никогда не стремился, и, когда он умер, мы оказались «сыновьями надворного советника», с правами беспоместного служилого дворянства, без всяких реальных связей с дворянской средой, да, кажется, и с какой бы то ни
было другой.
Образ отца сохранился в моей памяти совершенно ясно: человек среднего роста, с легкой наклонностью к полноте. Как чиновник того времени, он тщательно брился; черты его лица
были тонки и красивы: орлиный нос, большие карие глаза и губы с сильно изогнутыми верхними линиями. Говорили, что в молодости он был похож на Наполеона Первого, особенно когда надевал по — наполеоновски чиновничью треуголку. Но мне трудно было представить Наполеона хромым, а отец всегда ходил с палкой и слегка волочил левую ногу…
На лице его постоянно
было выражение какой-то затаенной печали и заботы.
Вероятно, в душе этого человека
был большой запас благодушия и смеха: даже своим поучениям он придавал полуюмористическую форму, и мы в эти минуты его очень любили.
Под конец его хватало уже лишь на то, чтобы дотягивать кое-как наше воспитание, и в более сознательные годы у нас уже не
было с отцом никакой внутренней близости…
Вот скудная канва, на которой, однако, вышиты
были узоры всей человеческой жизни…
Это
была скромная, теперь забытая, неудавшаяся, но все же реформа, и блестящий вельможа, самодур и сатрап, как все вельможи того времени, не лишенный, однако, некоторых «благих намерений и порывов», звал в сотрудники скромного чиновника, в котором признавал нового человека для нового дела…
Это
было… в 1849 году, и отцу предлагалась должность уездного судьи в губернском городе. Через двадцать лет он умер в той же должности в глухом уездном городишке…
Итак, он
был по службе очевидный неудачник…
Все признавали, от мелкого торговца до губернского начальства, что нет такой силы, которая бы заставила судью покривить душою против совести и закона, но… и при этом находили, что если бы судья вдобавок принимал умеренные «благодарности», то
было бы понятнее, проще и вообще «более по — людски»…
Помещик
был магнат с большими связями, средствами и влиянием, которые он деятельно пустил в ход.
Вдова вела процесс «по праву бедности», не внося гербовых пошлин, и все предсказывали ей неудачу, так как дело все-таки
было запутанное, а на суд было оказано давление.
Вдова тоже приходила к отцу, хотя он не особенно любил эти посещения. Бедная женщина, в трауре и с заплаканными глазами, угнетенная и робкая, приходила к матери, что-то рассказывала ей и плакала. Бедняге все казалось, что она еще что-то должна растолковать судье; вероятно, это все
были ненужные пустяки, на которые отец только отмахивался и произносил обычную у него в таких случаях фразу...
— А! Толкуй больной с подлекарем!.. Все
будет сделано по закону…
Процесс
был решен в пользу вдовы, причем все знали, что этим она обязана исключительно твердости отца… Сенат как-то неожиданно скоро утвердил решение, и скромная вдова стала сразу одной из богатейших помещиц не только в уезде, но, пожалуй, в губернии.
Цитаты из русской классики со словом «спить»
Не
спив того, не съев другова,
Скопил деньжонок он, завёлся стадом снова,
И стал опять своих овечек пастухом.
У него есть глаза и сердце только до тех пор, пока закон
спит себе на полках; когда же этот господин сойдет оттуда и скажет твоему отцу: «А ну-ка, судья, не взяться ли нам за Тыбурция Драба или как там его зовут?» — с этого момента судья тотчас запирает свое сердце на ключ, и тогда у судьи такие твердые лапы, что скорее мир повернется в другую сторону, чем пан Тыбурций вывернется из его рук…
Редела тень. Восток алел.
Огонь казачий пламенел.
Пшеницу казаки варили;
Драбанты у брегу Днепра
Коней расседланных поили.
Проснулся Карл. «Ого! пора!
Вставай, Мазепа. Рассветает».
Но гетман уж не
спит давно.
Тоска, тоска его снедает;
В груди дыханье стеснено.
И молча он коня седлает,
И скачет с беглым королем,
И страшно взор его сверкает,
С родным прощаясь рубежом.
Уж на третий день, совсем по другой дороге, ехал мужик из Кудрина; ехал он с зверовой собакой, собака и причуяла что-то недалеко от дороги и начала лапами снег разгребать; мужик был охотник, остановил лошадь и подошел посмотреть, что тут такое есть; и видит, что собака выкопала нору, что оттуда пар идет; вот и принялся он разгребать, и видит, что внутри пустое место, ровно медвежья берлога, и видит, что в ней человек лежит,
спит, и что кругом его все обтаяло; он знал про Арефья и догадался, что это он.
— Вот говорит пословица: «Для друга семь верст не околица!» — говорил он, снимая картуз. — Прохожу мимо, вижу свет в окне, дай, думаю себе, зайду, верно, не
спит. А! вот хорошо, что у тебя на столе чай, выпью с удовольствием чашечку: сегодня за обедом объелся всякой дряни, чувствую, что уж начинается в желудке возня. Прикажи-ка мне набить трубку! Где твоя трубка?
Значение слова «спить»
СПИТЬ, сопью́, сопьёшь; прош. спил, -ла́, спи́ло; повел. спей; прич. страд. прош. спи́тый, спит, -а́, -о; сов., перех. (несов. спивать). 1. Разг. Сделать (заваренный напиток) жидким, неоднократно сливая его и разбавляя водой. [Зять] не замедлил объявить, что чай хоть и не совсем спит, и можно бы угостить, да чашки попадья взяла. Н. Успенский, Крестины. (Малый академический словарь, МАС)
Все значения слова СПИТЬ
Дополнительно