Цитаты со словом «С»
Меня очень занимают мелькающие, как головешки, по двору каски пожарных, потом одна пожарная бочка у ворот и входящий в ворота гимназист
с укороченной ногой и высоким наставным каблуком.
В мои глаза в первый еще раз в жизни попадало столько огня, пожарные каски и гимназист
с короткой ногой, и я внимательно рассматривал все эти предметы на глубоком фоне ночной тьмы.
Родители куда-то уехали, братья, должно быть, спали, нянька ушла на кухню, и я остался
с одним только лакеем, носившим неблагозвучное прозвище Гандыло.
Не знаю уж по какой логике, — но лакей Гандыло опять принес отцовскую палку и вывел меня на крыльцо, где я, — быть может, по связи
с прежним эпизодом такого же рода, — стал крепко бить ступеньку лестницы.
На следующее утро я
с увлечением рассказывал матери, что вчера, когда ее не было, к нам приходил вор, которого мы с Гандылом крепко побили.
Еще стоит островком в моей памяти путешествие в Кишинев к деду
с отцовской стороны…
Я
с любопытством смотрел на них, а они смотрели в нашу коляску и говорили что-то мне непонятное…
Кажется, эта переправа была в связи
с севастопольской войной…
Мать говорила что-то предостерегающее, но мне так хотелось ближе ознакомиться
с интересным предметом или существом, что я заплакал.
Пока мать плескалась в воде
с непонятным для меня наслаждением, я сидел на скамье, надувшись, глядел на лукавую зыбь, продолжавшую играть так же заманчиво осколками неба и купальни, и сердился…
Это были первые разочарования: я кидался навстречу природе
с доверием незнания, она отвечала стихийным бесстрастием, которое мне казалось сознательно враждебным…
Еще одно из тех первичных ощущений, когда явление природы впервые остается в сознании выделенным из остального мира, как особое и резко законченное,
с основными его свойствами.
Я ждал
с жутким чувством, когда исчезнет последней ярко — белая шляпа дяди Генриха, самого высокого из братьев моей матери, и, наконец, остался один…
Если бы я имел ясное понятие о творении, то, вероятно, сказал бы тогда, что мой отец (которого я знал хромым) так и был создан
с палкой в руке, что бабушку бог сотворил именно бабушкой, что мать моя всегда была такая же красивая голубоглазая женщина с русой косой, что даже сарай за домом так и явился на свет покосившимся и с зелеными лишаями на крыше.
Это было тихое, устойчивое нарастание жизненных сил, плавно уносившее меня вместе
с окружающим мирком, а берега стороннего необъятного мира, по которым можно было бы заметить движение, мне тогда не были видны…
И сам я, казалось, всегда был таким же мальчиком
с большой головой, причем старший брат был несколько выше меня, а младший ниже…
Однажды утром мой младший брат, который и засыпал, и вставал раньше меня, подошел к моей постели и сказал
с особенным выражением в голосе...
И он опять ушел на двор
с видом серьезного человека, не желающего терять время.
После смерти моего деда отец, ездивший на похороны, привез затейливую печать, на которой была изображена ладья
с двумя собачьими головами на носу и корме и с зубчатой башней посредине.
Восстановить свои потомственно — дворянские права отец никогда не стремился, и, когда он умер, мы оказались «сыновьями надворного советника»,
с правами беспоместного служилого дворянства, без всяких реальных связей с дворянской средой, да, кажется, и с какой бы то ни было другой.
Образ отца сохранился в моей памяти совершенно ясно: человек среднего роста,
с легкой наклонностью к полноте. Как чиновник того времени, он тщательно брился; черты его лица были тонки и красивы: орлиный нос, большие карие глаза и губы с сильно изогнутыми верхними линиями. Говорили, что в молодости он был похож на Наполеона Первого, особенно когда надевал по — наполеоновски чиновничью треуголку. Но мне трудно было представить Наполеона хромым, а отец всегда ходил с палкой и слегка волочил левую ногу…
Но эти проблески становились
с годами все реже, природная веселость все гуще задергивалась меланхолией и заботой.
Под конец его хватало уже лишь на то, чтобы дотягивать кое-как наше воспитание, и в более сознательные годы у нас уже не было
с отцом никакой внутренней близости…
В конце письма «вельможа»
с большим вниманием входит в положение скромного чиновника, как человека семейного, для которого перевод сопряжен с неудобствами, но с тем вместе указывает, что новое назначение открывает ему широкие виды на будущее, и просит приехать как можно скорее…
Каждый раз на новом месте отцовской службы неизменно повторялись одни и те же сцены: к отцу являлись «по освященному веками обычаю» представители разных городских сословий
с приношениями.
На другой день депутации являлись
с приношениями в усиленном размере, но отец встречал их уже грубо, а на третий бесцеремонно гнал «представителей» палкой, а те толпились в дверях с выражением изумления и испуга…
Впоследствии, ознакомившись
с деятельностью отца, все проникались к нему глубоким уважением.
В уездном суде шел процесс богатого помещика, графа Е — ского,
с бедной родственницей, кажется, вдовой его брата.
Помещик был магнат
с большими связями, средствами и влиянием, которые он деятельно пустил в ход.
Перед окончанием дела появился у нас сам граф: его карета
с гербами раза два — три останавливалась у нашего скромного домика, и долговязый гайдук в ливрее торчал у нашего покосившегося крыльца.
Граф, красный и взбешенный, вышел от отца
с угрозами и быстро сел в свою карету…
Вдова тоже приходила к отцу, хотя он не особенно любил эти посещения. Бедная женщина, в трауре и
с заплаканными глазами, угнетенная и робкая, приходила к матери, что-то рассказывала ей и плакала. Бедняге все казалось, что она еще что-то должна растолковать судье; вероятно, это все были ненужные пустяки, на которые отец только отмахивался и произносил обычную у него в таких случаях фразу...
— А! Толкуй больной
с подлекарем!.. Все будет сделано по закону…
Когда она опять явилась в нашу квартиру, на этот раз в коляске, — все
с трудом узнавали в ней прежнюю скромную просительницу.
Отец принял ее очень радушно,
с той благосклонностью, которую мы обыкновенно чувствуем к людям, нам много обязанным.
Но когда она попросила «разговора наедине», то вскоре тоже вышла из кабинета
с покрасневшим лицом и слезами на глазах.
Ее это огорчило, даже обидело. На следующий день она приехала к нам на квартиру, когда отец был на службе, а мать случайно отлучилась из дому, и навезла разных материй и товаров, которыми завалила в гостиной всю мебель. Между прочим, она подозвала сестру и поднесла ей огромную куклу, прекрасно одетую,
с большими голубыми глазами, закрывавшимися, когда ее клали спать…
Но тут вышло неожиданное затруднение. Когда очередь дошла до куклы, то сестра решительно запротестовала, и протест ее принял такой драматический характер, что отец после нескольких попыток все-таки уступил, хотя и
с большим неудовольствием.
— Ну, кому, скажи, пожалуйста, вред от благодарности, — говорил мне один добродетельный подсудок, «не бравший взяток», — подумай: ведь дело кончено, человек чувствует, что всем тебе обязан, и идет
с благодарной душой… А ты его чуть не собаками… За что?
Я почти уверен, что отец никогда и не обсуждал этого вопроса
с точки зрения непосредственного вреда или пользы.
Я догадываюсь, что он вступал в жизнь
с большими и, вероятно, не совсем обычными для того времени ожиданиями.
И чем труднее приходилось ему
с большой и все возраставшей семьей, тем с большей чуткостью и исключительностью он отгораживал свою душевную независимость и гордость…
И все общество
с захватывающим вниманием следило за переходами от надежды к разочарованию в этой взяточнической драме…
Вообще он относился к среде
с большим благодушием, ограждая от неправды только небольшой круг, на который имел непосредственное влияние. Помню несколько случаев, когда он приходил из суда домой глубоко огорченный. Однажды, когда мать, с тревожным участием глядя в его расстроенное лицо, подала ему тарелку супу, — он попробовал есть, съел две — три ложки и отодвинул тарелку.
— А! Толкуй больной
с подлекарем, — ответил отец с раздражением: — Я! я!.. Что я могу сделать!
В этом отношении совесть его всегда была непоколебимо спокойна, и когда я теперь думаю об этом, то мне становится ясна основная разница в настроении честных людей того поколения
с настроением наших дней.
Но если и этого нет, если подкупная чиновничья среда извращает закон в угоду сильному, он, судья, будет бороться
с этим в пределах суда всеми доступными ему средствами.
Если сенат согласится
с его соображениями, — он будет искренно рад за правую сторону.
Что законы могут быть плохи, это опять лежит на ответственности царя перед богом, — он, судья, так же не ответственен за это, как и за то, что иной раз гром
с высокого неба убивает неповинного ребенка…
— Та — алкуй больной —
с подлекарем!
Цитаты из русской классики со словом «С»
Предложения со словом «с»
- Именно потому, что они так хорошо умеют приспосабливаться, собаки – единственные животные, которые счастливо живут вместе с людьми уже десятки тысяч лет.
- Репы могут вырасти очень большие, такие, что два человека с трудом поднимают.
- – Конечно же! – воскликнул он. – Звёздные псы говорят с трудом. А этого специально научили одному слову.
- (все предложения)
Значение слова «с»
С1 см. эс.
С2 и СО, предлог с родительным, винительным и творительным падежами. I. С родительным падежом. 1. Употребляется при обозначении предмета, места, с поверхности которого или от которого удаляется, отделяется кто-, что-л. Сорвать яблоко с ветки. Сбросить ношу с плеч. Убрать посуду со стола. Встать со стула. Свернуть с дороги. (Малый академический словарь, МАС)
Все значения слова С
Афоризмы русских писателей со словом «с»
- Как жить? С ощущением последнего дня и всегда с ощущением вечности.
- Любовь-страсть всегда с оглядкой на себя. Она хочет покорить, обольстить, она хочет нравиться, она охорашивается, подбоченивается, мерит, все время, боится упустить потерянное.
- Свобода законна.
Воля ни с чем не считается.
Свобода есть гражданское состояние человека.
Воля — чувство.
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно