Наши, то есть те, что на Волыни, или под Могилевом, или в Полесье, гораздо лучше: длинный, невысокий дом, на белой
стене чернеют широкие ворота так приветливо и приятно, что лошади приворачивают к ним сами собой.
Стены почернели, красная краска на железной крыше частью выгорела, частью пестрила ее безобразными пятнами; крыльцо обвалилось, внутри дома — пол колебался, потолки частью обрушились, частью угрожали обрушением.
Смерклось; подали свеч; поставили на стол разные закуски и медный самовар; Борис Петрович был в восхищении, жена его не знала, как угостить милого приезжего; дверь в гостиную, до половины растворенная, пропускала яркую полосу света в соседнюю комнату, где по
стенам чернели высокие шкафы, наполненные домашней посудой; в этой комнате, у дверей, на цыпочках стояла Ольга и смотрела на Юрия, и больше нежели пустое любопытство понудило ее к этому…
И окно, и дверь, и дымволок [Дымволок, или дымник, — отверстие в потолке или в
стене черной избы для выхода дыма.] заменяются одним отверстием в зимнице, оно прорублено вровень с землей, в аршин вышины, со створками, над которыми остается оконце для дымовой тяги.
Неточные совпадения
Мужик этот с длинною талией принялся грызть что-то в
стене, старушка стала протягивать ноги во всю длину вагона и наполнила его
черным облаком; потом что-то страшно заскрипело и застучало, как будто раздирали кого-то; потом красный огонь ослепил глаза, и потом всё закрылось
стеной.
Сияние месяца там и там: будто белые полотняные платки развешались по
стенам, по мостовой, по улицам; косяками пересекают их
черные, как уголь, тени; подобно сверкающему металлу блистают вкось озаренные деревянные крыши, и нигде ни души — все спит.
На другой
стене висели ландкарты, все почти изорванные, но искусно подклеенные рукою Карла Иваныча. На третьей
стене, в середине которой была дверь вниз, с одной стороны висели две линейки: одна — изрезанная, наша, другая — новенькая, собственная, употребляемая им более для поощрения, чем для линевания; с другой —
черная доска, на которой кружками отмечались наши большие проступки и крестиками — маленькие. Налево от доски был угол, в который нас ставили на колени.
В окна, обращенные на лес, ударяла почти полная луна. Длинная белая фигура юродивого с одной стороны была освещена бледными, серебристыми лучами месяца, с другой —
черной тенью; вместе с тенями от рам падала на пол,
стены и доставала до потолка. На дворе караульщик стучал в чугунную доску.
Изредка краснела между ними кирпичная
стена, но и та уже во многих местах превращалась совершенно в
черную.