Неточные совпадения
Сторона спокойная, тихая, немного даже сонная. Местечко похоже более на село, чем на город, но когда-то оно знало если не лучшие,
то, во всяком случае, менее дремотные
дни. На возвышенности сохранились еще следы земляных окопов, на которых теперь колышется трава, и пастух старается передать ее шепот на своей нехитрой дудке, пока общественное стадо мирно пасется
в тени полузасыпанных рвов…
И
в это время на корабле умер человек. Говорили, что он уже сел больной; на третий
день ему сделалось совсем плохо, и его поместили
в отдельную каюту. Туда к нему ходила дочь, молодая девушка, которую Матвей видел несколько раз с заплаканными глазами, и каждый раз
в его широкой груди поворачивалось сердце. А наконец,
в то время, когда корабль тихо шел
в густом тумане, среди пассажиров пронесся слух, что этот больной человек умер.
По волнам
то и
дело неслись лодки с косым парусом, белые пароходы, с окнами, точно
в домах, маленькие пароходики, с коромыслами наверху, каких никогда еще не приходилось видеть лозищанам.
— Фю-ю! На этот счет вы себе можете быть вполне спокойны. Это совсем не
та история, что вы думаете. Здесь свобода: все равные, кто за себя платит деньги. И знаете, что я вам еще скажу? Вот вы простые люди, а я вас больше почитаю… потому что я вижу: вы
в вашем месте были хозяева. Это же видно сразу. А этого шарлатана я, может быть, и держать не стал бы, если бы за него не платили от Тамани-холла. Ну, что мне за
дело! У «босса» денег много, каждую неделю я свое получаю аккуратно.
— Ну, вы-таки умеете попадать пальцем
в небо, — сказал он, поглаживая свою бородку. — Нет, насчет кошелька так вы можете не бояться. Это не его ремесло. Я только говорю, что всякий человек должен искать солидного и честного
дела. А кто продает свой голос… пусть это будет даже настоящий голос… Но кто продает его Тамани-холлу за деньги,
того я не считаю солидным человеком.
— А когда так,
то и хорошо. Клади, Матвей, узел сюда. Что,
в самом
деле! Ведь и наши деньги не щербаты. А здесь, притом же, чорт их бей, свобода!
Кроме
того,
в Америке действительно не очень любят вмешиваться
в чужие
дела, поэтому и мистер Борк не сказал лозищанам ничего больше, кроме
того, что покамест мисс Эни может помогать его дочери по хозяйству, и он ничего не возьмет с нее за помещение.
Потому что, когда сынов Израиля стали избивать язычники, а было это
дело при Маккавеях,
то ваши отцы погибали, как овцы, потому что не брали меча
в субботу.
За две недели на море и за несколько
дней у Борка он уже говорил целые фразы, мог спросить дорогу, мог поторговаться
в лавке и при помощи рук и разных движений разговаривал с Падди так, что
тот его понимал и передавал другим его слова…
В один
день, после
того как Падди долго говорил что-то Дыме, указывая глазами на Матвея, они оба ушли куда-то, вероятно, к еврею-лавочнику, который
в трудных случаях служил им переводчиком.
— Ну что ж, — сказал он, — когда ты такой,
то заработаю один. Все-таки хоть что-нибудь… — И
в тот же
день он сообщил, что его уже записали…
В один
день Дыма пришел под вечер и сказал, что сегодня они-таки выбрали нового мэра и именно
того, кого хотелось Тамани-холлу.
— Много что-то для нашей стороны, — вздохнула барыня. —
В мое время такой платы не знали… А здесь, если хочешь получить тридцать,
то поди вот к нему. Он тебе даст тридцать рублей, отдельную комнату и сколько хочешь свободного времени…
днем…
Может быть, даже Матвей
в тот же вечер попал бы
в объятия Дымы, который весь
день бегал с Падди по городу, если бы…
в то время, пока Гопкинс возился с мальчишками, лозищанин не скрылся…
Он даже подумал, — не один ли это из
тех бездельников, которые приставали к нему на улице
в первый
день приезда.
Между
тем, давно уже не бывало митинга такого многолюдного, и каждому полисмену,
в случае свалки, приходилось бы иметь
дело одному на сто.
Пока все
в порядке, — а
в порядке все, пока
дело ограничивается словами, хотя бы и самыми страшными, и жестами, хотя бы очень драматическими, — до
тех пор полисмены стоят
в своих серых шляпах, позволяя себе порой даже знаки одобрения
в особенно удачных местах речи.
Мистер Гомперс очень сожалеет о
том, что случилось, но пострадавшими
в этом
деле считает себя и своих друзей, так как митинг оказался сорванным и право собраний грубо нарушено
в их лице.
Впоследствии Матвею случалось ездить
тою же дорогой, но впоследствии все
в Америке казалось ему уже другим, чем
в эти печальные
дни, когда поезд мчал его от Нью-Йорка, а куда — неизвестно.
В поезд
то и
дело садились рослые фермеры, загорелые, широкоплечие,
в широких сюртуках и с бородами, которые могли бы и на них навлечь остроты нью-йоркских уличных бездельников.
— Все это так и, при других условиях… Повторяю тебе: тянет. А что касается фантазий,
то… во-первых, Самуил, только
в этих фантазиях и жизнь… будущего! А во-вторых, ты сам со своим
делом…
— О, это немного другое
дело, — ответил Дикинсон. — Да, я был каменщиком. И я поклялся надевать доспехи каменщиков во всех торжественных случаях… Сегодня я был на открытии банка
в N. Я был приглашен учредителями. А кто приглашает Дика Дикинсона,
тот приглашает и его старую рабочую куртку. Им это было известно.
— Ну, это теперь меня не касается, — отвечал старый господин. — Все это разрешит наука. Все: и ее, и вас, и всех.
Дело, видите ли,
в том, что…
Неточные совпадения
Добро бы было
в самом
деле что-нибудь путное, а
то ведь елистратишка простой!
Хлестаков. Право, не знаю. Ведь мой отец упрям и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как хотите, я не могу жить без Петербурга. За что ж,
в самом
деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь не
те потребности; душа моя жаждет просвещения.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и
в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет
дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и
в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но
в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
— дворянин учится наукам: его хоть и секут
в школе, да за
дело, чтоб он знал полезное. А ты что? — начинаешь плутнями, тебя хозяин бьет за
то, что не умеешь обманывать. Еще мальчишка, «Отче наша» не знаешь, а уж обмериваешь; а как разопрет тебе брюхо да набьешь себе карман, так и заважничал! Фу-ты, какая невидаль! Оттого, что ты шестнадцать самоваров выдуешь
в день, так оттого и важничаешь? Да я плевать на твою голову и на твою важность!
А отчего? — оттого, что
делом не занимается: вместо
того чтобы
в должность, а он идет гулять по прешпекту,
в картишки играет.