Неточные совпадения
Так же вот жилось в родных Лозищах и некоему Осипу Лозинскому, то есть жилось, правду сказать, неважно. Земли было мало, аренда тяжелая, хозяйство беднело. Был он уже женат, но детей у него еще
не было, и
не раз он думал о том, что когда будут дети, то им придется так же плохо, а то и похуже. «Пока человек еще молод, — говаривал он, — а за спиной еще
не пищит детвора, тут-то и поискать человеку,
где это затерялась его доля».
Закружились у наших лозищан головы, забились сердца, глаза так и впились вперед, чтобы как-нибудь
не отстать от других, чтобы как-нибудь их
не оставили в этой старой Европе,
где они родились и прожили полжизни…
Так и вышло. Поговоривши с немцем, кабатчик принес четыре кружки с пивом (четвертую для себя) и стал разговаривать. Обругал лозищан дураками и объяснил, что они сами виноваты. — «Надо было зайти за угол,
где над дверью написано: «Billetenkasse». Billeten — это и дураку понятно, что значит билет, a Kasse так касса и есть. А вы лезете, как стадо в городьбу,
не умея отворить калитки».
— А! Как мне
не плакать… Еду одна на чужую сторону. На родине умерла мать, на корабле отец, а в Америке где-то есть братья, да
где они, — я и
не знаю… Подумайте сами, какая моя доля!
Лозинский постоял, посмотрел и
не сказал ей ничего. Он
не любил говорить на ветер, да и его доля была тоже темна. А только с этих пор,
где бы он ни стоял,
где бы он ни сидел, что бы ни делал, а все думал об этой девушке и следил за нею глазами.
— А что, — сказал Дыма с торжествующим видом. —
Не говорил я? Вот ведь какой это народ хороший!
Где нужно его, тут он и есть. Здравствуйте, господин еврей,
не знаю, как вас назвать.
— Ну, пускай так, мистер так и мистер, чтоб тебя схватило за бока… А
где же тут хорошая заезжая станция, чтобы, знаешь,
не очень дорого и
не очень уж плохо. Потому что, видишь ты… Мы хоть в простых свитках, а
не совсем уже мужики… однодворцы… Притом еще с нами, видишь сам, девушка…
Подумает ли кто-нибудь в Лозищах, что двое лозищан стоят в эту минуту в чужом городе,
где над ними сейчас издевались, точно они
не христиане и приехали сюда на посмешище…
За въездом — прямо крытый двор, с высокою соломенной стрехой; между стропилами летают тучи воробьев, и голуби воркуют где-то так сладко, а
где — и
не увидишь…
— Так… от этого-то рыба попадает в невод, а люди в Америку… Это очень глупо. А впрочем, это
не мое дело. А
где же тут сам хозяин?.. Да, вот и Берко.
Он протирал глаза и
не мог вспомнить,
где он. В комнате было темно, но кто-то ходил, кто-то топал, кто-то сопел и кто-то стоял над самой его постелью.
— Гей-гей!.. — закричал Матвей во сне. — А
где же тут христиане? Разве
не видите, что жиды захватили христианскую овечку!..
—
Не найдется ли и мне у вас местечка? За дешевую плату… Может, по двору, в огороде или около лошади? Угла бы я у вас где-нибудь в сарае
не пролежал и цену бы взял пустую. А?.. Чтобы только
не издохнуть…
Матвей попробовал вернуться. Он еще
не понимал хорошенько, что такое с ним случилось, но сердце у него застучало в груди, а потом начало как будто падать. Улица, на которой он стоял, была точь-в-точь такая, как и та,
где был дом старой барыни. Только занавески в окнах были опущены на правой стороне, а тени от домов тянулись на левой. Он прошел квартал, постоял у другого угла, оглянулся, вернулся опять и начал тихо удаляться, все оглядываясь, точно его тянуло к месту или на ногах у него были пудовые гири.
Идет такой бедняга с дрянным товаром, порой со спичками, только бы прикрыть чем-нибудь свое нищенство, идет лохматый, оборванный и грязный, с потускневшими и грустными глазами, и по всему сразу узнаешь нашего еврея, только еще более несчастного на чужой стороне,
где жизнь дороже, а удача встречает
не всех.
И все здесь было незнакомо, все
не наше. Кое-где в садах стояла странная зелень, что-то вилось по тычинкам, связанным дугами, — и, приглядевшись, Матвей увидел кисти винограда…
Несколько человек следили за этой работой. Может быть, они пробовали машину, а может быть, обрабатывали поле, но только ни один
не был похож на нашего пахаря. Матвей пошел от них в другую сторону,
где сквозь зелень блеснула вода…
Когда толпа остановилась, когда он понял, что более уже ничего
не будет, да и быть более уже нечему, кроме самого плохого, когда, наконец, он увидел Гопкинса лежащим на том месте,
где он упал, с белым, как у трупа, лицом и закрытыми глазами, он остановился, дико озираясь вокруг и чувствуя, что его в этом городе настигнет, наконец, настоящая погибель.
Кроме того, здесь, в глубине страны, люди
не казались уже до такой степени похожими друг на друга, как в том огромном городе,
где Матвей испытал столько горестных приключений.
Матвей некоторое время
не мог сообразить,
где он и что с ним происходит.
Уехать… туда… назад…
где его родина,
где теперь Нилов со своими вечными исканиями!.. Нет, этого
не будет: все порвано, многое умерло и
не оживет вновь, а в Лозищах, в его хате живут чужие. А тут у него будут дети, а дети детей уже забудут даже родной язык, как та женщина в Дэбльтоуне…
Неточные совпадения
Аммос Федорович (высовывая понемногу вперед сжатый кулак. В сторону).Господи боже!
не знаю,
где сижу. Точно горячие угли под тобою.
Бобчинский. Возле будки,
где продаются пироги. Да, встретившись с Петром Ивановичем, и говорю ему: «Слышали ли вы о новости-та, которую получил Антон Антонович из достоверного письма?» А Петр Иванович уж услыхали об этом от ключницы вашей Авдотьи, которая,
не знаю, за чем-то была послана к Филиппу Антоновичу Почечуеву.
Анна Андреевна. Ну вот! Боже сохрани, чтобы
не поспорить! нельзя, да и полно!
Где ему смотреть на тебя? И с какой стати ему смотреть на тебя?
Хлестаков. Что?
не ушиблись ли вы где-нибудь?
— потому что, случится, поедешь куда-нибудь — фельдъегеря и адъютанты поскачут везде вперед: «Лошадей!» И там на станциях никому
не дадут, все дожидаются: все эти титулярные, капитаны, городничие, а ты себе и в ус
не дуешь. Обедаешь где-нибудь у губернатора, а там — стой, городничий! Хе, хе, хе! (Заливается и помирает со смеху.)Вот что, канальство, заманчиво!