Неточные совпадения
Отец был бунчуковый товарищ, Гаврило Омельянович Перекрута; имел"знатные маетности и домашнего добра до пропасти" — так значило в
записке и добавлено:"и едино-чадная дочь Гликерия Гавриловна, лет взрослых, собою
на взгляд опрятненькая, хотя
смотрит сурово, но это от притворства, чтоб все боялись ее и повиновались".
Он
смотрел на записку, думая — зачем зовёт его Олимпиада? Ему было боязно понять это, сердце его снова забилось тревожно. В девять часов он явился на место свидания, и, когда среди женщин, гулявших около бань парами и в одиночку, увидал высокую фигуру Олимпиады, тревога ещё сильнее охватила его. Олимпиада была одета в какую-то старенькую шубку, а голова у неё закутана платком так, что Илья видел только её глаза. Он молча встал перед нею…
Неточные совпадения
Девушка, уже давно прислушивавшаяся у ее двери, вошла сама к ней в комнату. Анна вопросительно взглянула ей в глаза и испуганно покраснела. Девушка извинилась, что вошла, сказав, что ей показалось, что позвонили. Она принесла платье и
записку.
Записка была от Бетси. Бетси напоминала ей, что нынче утром к ней съедутся Лиза Меркалова и баронесса Штольц с своими поклонниками, Калужским и стариком Стремовым,
на партию крокета. «Приезжайте хоть
посмотреть, как изучение нравов. Я вас жду», кончала она.
Она, эта вечно озабоченная, и хлопотливая, и недалекая, какою он считал ее, Долли, неподвижно сидела с
запиской в руке и с выражением ужаса, отчаяния и гнева
смотрела на него.
Когда половой все еще разбирал по складам
записку, сам Павел Иванович Чичиков отправился
посмотреть город, которым был, как казалось, удовлетворен, ибо нашел, что город никак не уступал другим губернским городам: сильно била в глаза желтая краска
на каменных домах и скромно темнела серая
на деревянных.
— Д-да? — промямлил Версилов, мельком взглянув наконец
на меня. — Возьмите же эту бумажку, она ведь к делу необходима, — протянул он крошечный кусочек Васину. Тот взял и, видя, что я
смотрю с любопытством, подал мне прочесть. Это была
записка, две неровные строчки, нацарапанные карандашом и, может быть, в темноте:
— Да, да, оставьте, оставьте меня в покое! — замахал я руками чуть не плача, так что он вдруг с удивлением
посмотрел на меня; однако же вышел. Я насадил
на дверь крючок и повалился
на мою кровать ничком в подушку. И вот так прошел для меня этот первый ужасный день из этих трех роковых последних дней, которыми завершаются мои
записки.