— Идет, — радостно и самодовольно улыбаясь, вскликнул Василий Петрович. — А не в пример бы лучше здесь же, на пароходе, покончить. Два бы рублика взяли, десять процентов, по вашему слову, скидки. По рублю бы по восьми гривен и порешили… Подумайте, Никита Федорыч, сообразитесь, — ей-Богу,
не останетесь в обиде. Уверяю вас честным словом вот перед самим Господом Богом. Деньги бы все сполна сейчас же на стол…
Неточные совпадения
— Вы как хотите, господа, это дело вашего личного взгляда, но я принципиально ухожу вместе с Борисом. Пусть он там неправ и так далее, мы можем выразить ему порицание
в своей интимной компании, но раз нашему товарищу нанесли
обиду — я
не могу здесь
оставаться. Я ухожу.
— Мне даже тошно стало, как взглянул я снова на эту жизнь. Вижу —
не могу! Однако поборол себя, — нет, думаю, шалишь, душа! Я
останусь! Я вам хлеба
не достану, а кашу заварю, — я, брат, заварю ее! Несу
в себе
обиду за людей и на людей. Она у меня ножом
в сердце стоит и качается.
Ромашов поглядел ему вслед, на его унылую, узкую и длинную спину, и вдруг почувствовал, что
в его сердце, сквозь горечь недавней
обиды и публичного позора, шевелится сожаление к этому одинокому, огрубевшему, никем
не любимому человеку, у которого во всем мире
остались только две привязанности: строевая красота своей роты и тихое, уединенное ежедневное пьянство по вечерам — «до подушки», как выражались
в полку старые запойные бурбоны.
Эта-то вот скаредная последняя тысяча (чтоб ее!..) всех трех первых стоила, и кабы
не умер я перед самым концом (всего палок двести только
оставалось), забили бы тут же насмерть, ну да и я
не дал себя
в обиду: опять надул и опять обмер; опять поверили, да и как
не поверить, лекарь верит, так что на двухстах-то последних, хоть изо всей злости били потом, так били, что
в другой раз две тысячи легче, да нет, нос утри,
не забили, а отчего
не забили?
Но мальчик как-то особенно понравился генеральше и, несмотря на гнев Фомы Фомича,
остался вверху, при господах: настояла
в этом сама генеральша, и Фома уступил, сохраняя
в сердце своем
обиду — он все считал за
обиду — и отмщая за нее ни
в чем
не виноватому дяде и при каждом удобном случае.