— Вы мне, Фекла Зиновьевна, не
колите глаза своим пестунчиком Трушкой; он, хотя и непорочен, но из дураков дурак и из него будет не более как свинопас.
Я эту басенку вам былью поясню. // Матрёне, дочери купецкой, мысль припала, // Чтоб в знатную войти родню. // Приданого за ней полмиллиона. // Вот выдали Матрёну за Барона. // Что ж вышло? Новая родня ей
колет глаз // Попрёком, что она мещанкой родилась, // А старая за то, что к знатным приплелась: // И сделалась моя Матрёна // Ни Пава, ни Ворона.
Она стала угловатой, на плечах и бедрах ее высунулись кости, и хотя уже резко обозначились груди, но они были острые, как локти, и неприятно
кололи глаза Клима; заострился нос, потемнели густые и строгие брови, а вспухшие губы стали волнующе яркими.
Беда такому красавцу: если уроду нужно много нравственных достоинств, чтоб не
колоть глаз своим безобразием, то красавцу нужно их чуть ли не больше, чтоб заставить простить себе красоту.
Счастье влюбленной в мужа Серафимы
кололо глаза засидевшейся в деревне Анне. Вместе росли, а судьба разная. Анна начинала теперь придираться к мужу и на каждом шагу ставила ему в пример Галактиона.
Неточные совпадения
В продолжение всей болтовни Ноздрева Чичиков протирал несколько раз себе
глаза, желая увериться, не во сне ли он все это слышит. Делатель фальшивых ассигнаций, увоз губернаторской дочки, смерть прокурора, которой причиною будто бы он, приезд генерал-губернатора — все это навело на него порядочный испуг. «Ну, уж
коли пошло на то, — подумал он сам в себе, — так мешкать более нечего, нужно отсюда убираться поскорей».
Он кинул на счеты три тысячи и с минуту молчал, посматривая то на счеты, то в
глаза папа, с таким выражением: «Вы сами видите, как это мало! Да и на сене опять-таки проторгуем,
коли его теперь продавать, вы сами изволите знать…»
— Кто ты?
Коли дух нечистый, сгинь с
глаз;
коли живой человек, не в пору завел шутку, — убью с одного прицела!
«Довольно мне
колоть вам
глаза, — сказала она, — и так уж нет почти ни одной семьи, где я не взяла бы в долг хлеба, чаю или муки.
Но теперь, странное дело, в большую такую телегу впряжена была маленькая, тощая саврасая крестьянская клячонка, одна из тех, которые — он часто это видел — надрываются иной раз с высоким каким-нибудь возом дров или сена, особенно
коли воз застрянет в грязи или в колее, и при этом их так больно, так больно бьют всегда мужики кнутами, иной раз даже по самой морде и по
глазам, а ему так жалко, так жалко на это смотреть, что он чуть не плачет, а мамаша всегда, бывало, отводит его от окошка.