Неточные совпадения
В «Дайре», «Мирамонде», в «Селиме и Дамасине» (знает ли их читатель?), одним словом, во всех романах желтого шкапа
герои и героини, несмотря на многочисленные искушения рока, остаются добродетельными; все злодеи описываются самыми черными красками; первые наконец торжествуют,
последние наконец, как прах, исчезают.
Неточные совпадения
А между тем
герою нашему готовилась пренеприятнейшая неожиданность: в то время, когда блондинка зевала, а он рассказывал ей кое-какие в разные времена случившиеся историйки, и даже коснулся было греческого философа Диогена, показался из
последней комнаты Ноздрев.
Свой слог на важный лад настроя, // Бывало, пламенный творец // Являл нам своего
героя // Как совершенства образец. // Он одарял предмет любимый, // Всегда неправедно гонимый, // Душой чувствительной, умом // И привлекательным лицом. // Питая жар чистейшей страсти, // Всегда восторженный
герой // Готов был жертвовать собой, // И при конце
последней части // Всегда наказан был порок, // Добру достойный был венок.
Вот, окружен своей дубравой, // Петровский замок. Мрачно он // Недавнею гордится славой. // Напрасно ждал Наполеон, //
Последним счастьем упоенный, // Москвы коленопреклоненной // С ключами старого Кремля; // Нет, не пошла Москва моя // К нему с повинной головою. // Не праздник, не приемный дар, // Она готовила пожар // Нетерпеливому
герою. // Отселе, в думу погружен, // Глядел на грозный пламень он.
Я сама имением управляю, и, представьте, у меня староста Ерофей — удивительный тип, точно Патфайндер [Патфайндер (следопыт) —
герой романов «Кожаный чулок», «Следопыт», «Прерия», «
Последний из могикан» американского писателя Джеймса Фенимора Купера (1789–1851).]
Соседями аккомпаниатора сидели с левой руки — «
последний классик» и комическая актриса, по правую — огромный толстый поэт. Самгин вспомнил, что этот тяжелый парень еще до 905 года одобрил в сонете известный, но никем до него не одобряемый, поступок Иуды из Кариота. Память механически подсказала Иудино дело Азефа и другие акты политического предательства. И так же механически подумалось, что в XX веке Иуда весьма часто является
героем поэзии и прозы, —
героем, которого объясняют и оправдывают.