Неточные совпадения
Смешная. Ну что я мог ей сказать? Она была
у меня только вчера и не хуже меня знает, что наш ближайший сексуальный
день послезавтра. Это просто все то же самое ее «опережение мысли» — как бывает (иногда вредное) опережение подачи искры в двигателе.
Буду вполне откровенен: абсолютно точного решения задачи счастья нет еще и
у нас: два раза в
день — от 16 до 17 и от 21 до 22 единый мощный организм рассыпается на отдельные клетки: это установленные Скрижалью Личные Часы.
Это право
у нас только для сексуальных
дней.
— Ничего, ничего, пожалуйста, — я улыбнулся соседу, раскланялся с ним. На бляхе
у него сверкнуло: S-4711 (понятно, почему от самого первого момента был связан для меня с буквой S: это было не зарегистрированное сознанием зрительное впечатление). И сверкнули глаза — два острых буравчика, быстро вращаясь, ввинчивались все глубже, и вот сейчас довинтятся до самого
дна, увидят то, что я даже себе самому…
Ушла. Я один. Два раза глубоко вздохнул (это очень полезно перед сном). И вдруг какой-то непредусмотренный запах — и о чем-то таком очень неприятном… Скоро я нашел:
у меня в постели была спрятана веточка ландышей. Сразу все взвихрилось, поднялось со
дна. Нет, это было просто бестактно с ее стороны — подкинуть мне эти ландыши. Ну да: я не пошел, да. Но ведь не виноват же я, что болен.
— Ну, а как же ваш «Интеграл»? Планетных-то жителей просвещать скоро полетим, а? Ну, гоните, гоните! А то мы, поэты, столько вам настрочим, что и вашему «Интегралу» не поднять. Каждый
день от 8 до 11… — R мотнул головой, почесал в затылке: затылок
у него — это какой-то четырехугольный, привязанный сзади чемоданчик (вспомнилась старинная картина — «в карете»).
В голове
у меня крутилось, гудело динамо. Будда — желтое — ландыши — розовый полумесяц… Да, и вот это — и вот это еще: сегодня хотела ко мне зайти О. Показать ей это извещение — относительно I-330? Я не знаю: она не поверит (да и как, в самом
деле, поверить?), что я здесь ни при чем, что я совершенно… И знаю: будет трудный, нелепый, абсолютно нелогичный разговор… Нет, только не это. Пусть все решится механически: просто пошлю ей копию с извещения.
— Послезавтра… нет: через два
дня —
у О розовый талон к вам. Так как вы? По-прежнему? Хотите, чтобы она…
Старуха
у ворот Древнего Дома. Милый, заросший, с лучами-морщинами рот. Вероятно, был заросшим все эти
дни — и только сейчас раскрылся, улыбнулся...
— Плохо ваше
дело! По-видимому,
у вас образовалась душа.
— В чем
дело? Как: душа? Душа, вы говорите? Черт знает что! Этак мы скоро и до холеры дойдем. Я вам говорил (тончайшего на рога) — я вам говорил: надо
у всех —
у всех фантазию… Экстирпировать фантазию. Тут только хирургия, только одна хирургия…
Но вот что: если этот мир — только мой, зачем же он в этих записях? Зачем здесь эти нелепые «сны», шкафы, бесконечные коридоры? Я с прискорбием вижу, что вместо стройной и строго математической поэмы в честь Единого Государства —
у меня выходит какой-то фантастический авантюрный роман. Ах, если бы и в самом
деле это был только роман, а не теперешняя моя, исполненная иксов, и падений, жизнь.
В зеркале — мои исковерканные, сломанные брови. Отчего и на сегодня
у меня нет докторского свидетельства: пойти бы ходить, ходить без конца, кругом всей Зеленой Стены — и потом свалиться в кровать — на
дно… А я должен — в 13‑й аудиториум, я должен накрепко завинтить всего себя, чтобы два часа — два часа не шевелясь… когда надо кричать, топать.
Домой — по зеленой, сумеречной, уже глазастой от огней улице. Я слышал: весь тикаю — как часы. И стрелки во мне — сейчас перешагнут через какую-то цифру, я сделаю что-то такое, что уже нельзя будет назад. Ей нужно, чтобы кто-то там думал: она —
у меня. А мне нужна она, и что мне за
дело до ее «нужно». Я не хочу быть чужими шторами — не хочу, и все.
— Пусть! Но ведь я же почувствую — я почувствую его в себе. И хоть несколько
дней… Увидеть — только раз увидеть
у него складочку вот тут — как там — как на столе. Один
день!
— Нет, нет, что вы, — поторопился я сказать (вблизи в самом
деле ясно, что ничего похожего на жабры нет, и
у меня о жабрах — это было совершенно неуместно).
— Нет, нет, — замахал я, — ни за что! Тогда вы в самом
деле будете думать, что я какой-то ребенок — что я один не могу… Ни за что! (Сознаюсь
у меня были другие планы относительно этого
дня.)
Слава Благодетелю: еще двадцать минут! Но минуты — такие до смешного коротенькие, куцые — бегут, а мне нужно столько рассказать ей — все, всего себя: о письме О, и об ужасном вечере, когда я дал ей ребенка; и почему-то о своих детских годах — о математике Пляпе, о и как я в первый раз был на празднике Единогласия и горько плакал, потому что
у меня на юнифе — в такой
день — оказалось чернильное пятно.
Нужно ли говорить, что
у нас и здесь, как во всем, — ни для каких случайностей нет места, никаких неожиданностей быть не может. И самые выборы имеют значение скорее символическое: напомнить, что мы единый, могучий миллионноклеточный организм, что мы — говоря словами «Евангелия» древних — единая Церковь. Потому что история Единого Государства не знает случая, чтобы в этот торжественный
день хотя бы один голос осмелился нарушить величественный унисон.
Да, это
у меня записано. И следовательно, это было на самом
деле. Я молча смотрю на ее лицо: на нем сейчас особенно явственно — темный крест.
— Я знаю, послезавтра
у вас — первый, пробный полет «Интеграла». В этот
день — мы захватим его в свои руки.
И это «бред» —
у нее такое убежденное, негнущееся, что я спросил себя: «Не бред ли и в самом
деле все это, что творится со мною и вокруг меня за последнее время?»
Вечером в тот же
день — за одним столом с Ним, с Благодетелем — я сидел (впервые) в знаменитой Газовой Комнате. Привели ту женщину. В моем присутствии она должна была дать свои показания. Эта женщина упорно молчала и улыбалась. Я заметил, что
у ней острые и очень белые зубы и что это красиво.
Неточные совпадения
Городничий. А так, посмотрите, какое
у нас течение
дел… порядок какой…
Аммос Федорович. Да, нехорошее
дело заварилось! А я, признаюсь, шел было к вам, Антон Антонович, с тем чтобы попотчевать вас собачонкою. Родная сестра тому кобелю, которого вы знаете. Ведь вы слышали, что Чептович с Варховинским затеяли тяжбу, и теперь мне роскошь: травлю зайцев на землях и
у того и
у другого.
Городничий. Да, и тоже над каждой кроватью надписать по-латыни или на другом каком языке… это уж по вашей части, Христиан Иванович, — всякую болезнь: когда кто заболел, которого
дня и числа… Нехорошо, что
у вас больные такой крепкий табак курят, что всегда расчихаешься, когда войдешь. Да и лучше, если б их было меньше: тотчас отнесут к дурному смотрению или к неискусству врача.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет
дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть
у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
X л е с т а к о в (принимая деньги).Покорнейше благодарю. Я вам тотчас пришлю их из деревни…
у меня это вдруг… Я вижу, вы благородный человек. Теперь другое
дело.