Неточные совпадения
Я приоткрыл глаза — и сперва (ассоциация от «Интеграла») что-то стремительно несущееся
в пространство: голова — и она несется, потому что по бокам — оттопыренные розовые крылья-уши. И затем кривая нависшего затылка — сутулая спина — двоякоизогнутое —
буква S…
Вот и сегодня. Ровно
в 16.10 — я стоял перед сверкающей стеклянной стеной. Надо мной — золотое, солнечное, чистое сияние
букв на вывеске Бюро.
В глубине сквозь стекла длинная очередь голубоватых юниф. Как лампады
в древней церкви, теплятся лица: они пришли, чтобы совершить подвиг, они пришли, чтобы предать на алтарь Единого Государства своих любимых, друзей — себя. А я — я рвался к ним, с ними. И не могу: ноги глубоко впаяны
в стеклянные плиты — я стоял, смотрел тупо, не
в силах двинуться с места…
С силой, каким-то винтовым приводом, я наконец оторвал глаза от стекла под ногами — вдруг
в лицо мне брызнули золотые
буквы «Медицинское»… Почему он привел меня сюда, а не
в Операционное, почему он пощадил меня — об этом я
в тот момент даже и не подумал: одним скачком — через ступени, плотно захлопнул за собой дверь — и вздохнул. Так: будто с самого утра я не дышал, не билось сердце — и только сейчас вздохнул первый раз, только сейчас раскрылся шлюз
в груди…
Он опять проколол меня глазами, улыбался тончайше. И мне показалось: я совершенно ясно увидел завернутое
в тонкую ткань этой улыбки слово —
букву — имя, единственное имя… Или это опять только фантазия?
Щелк нумератора. Я весь кинулся
в узенький белый прорез — и… и какой-то незнакомый мне мужской (с согласной
буквой) нумер. Прогудел, хлопнул лифт. Передо мною — небрежно, набекрень нахлобученный лоб, а глаза… очень странное впечатление: как будто он говорил оттуда, исподлобья, где глаза.
Он — он, конечно. Внизу, мимо эстрады, скользя над сверкающим стеклом, пронеслись розовые крылья-уши, темной, двоякоизогнутой петлей
буквы S отразилось бегущее тело — он стремился куда-то
в запутанные проходы между трибун.
Я сидел за столом, не двигаясь, — и я видел, как дрожали стены, дрожало перо у меня
в руке, колыхались, сливаясь,
буквы…
И все ринулось. Возле самой стены — еще узенькие живые воротца, все туда, головами вперед — головы мгновенно заострились клиньями, и острые локти, ребра, плечи, бока. Как струя воды, стиснутая пожарной кишкой, разбрызнулись веером, и кругом сыплются топающие ноги, взмахивающие руки, юнифы. Откуда-то на миг
в глаза мне — двоякоизогнутое, как
буква S, тело, прозрачные крылья-уши — и уж его нет, сквозь землю — и я один — среди секундных рук, ног — бегу…
В шкафу у меня лежал лопнувший после отливки тяжелый поршневой шток (мне нужно было посмотреть структуру излома под микроскопом). Я свернул
в трубку свои записи (пусть она прочтет всего меня — до последней
буквы), сунул внутрь обломок штока и пошел вниз. Лестница — бесконечная, ступени — какие-то противно скользкие, жидкие, все время — вытирать рот платком…
Как если бы черные, точные
буквы на этой странице — вдруг сдвинулись,
в испуге расскакались какая куда — и ни одного слова, только бессмыслица: пуг-скак-как-. На улице — вот такая же рассыпанная, не
в рядах, толпа — прямо, назад, наискось, поперек.
И вдруг… Бывает: уж весь окунулся
в сладкий и теплый сон — вдруг что-то прокололо, вздрагиваешь, и опять глаза широко раскрыты… Так сейчас: на полу
в ее комнате затоптанные розовые талоны, и на одном:
буква Ф и какие-то цифры… Во мне они — сцепились
в один клубок, и я даже сейчас не могу сказать, что это было за чувство, но я стиснул ее так, что она от боли вскрикнула…
К счастью — это было уже
в двадцати шагах, уже вывеска — золотые
буквы «Бюро Хранителей». На пороге я остановился, хлебнул воздуху сколько мог — и вошел.
Любя подражать в одежде новейшим модам, Петр Григорьич, приехав в Петербург, после долгого небывания в нем, счел первою для себя обязанностью заказать наимоднейший костюм у лучшего портного, который и одел его
буква в букву по рецепту «Сына отечества» [«Сын Отечества» — журнал, издававшийся с 1812 года Н.И.Гречем (1787—1867).], издававшегося тогда Булгариным и Гречем, и в костюме этом Крапчик — не хочу того скрывать — вышел ужасен: его корявое и черномазое лицо от белого верхнего сюртука стало казаться еще чернее и корявее; надетые на огромные и волосатые руки Крапчика палевого цвета перчатки не покрывали всей кисти, а держимая им хлыстик-тросточка казалась просто чем-то глупым.
Неточные совпадения
Прокламации писались
в духе нынешних объявлений от магазина Кача, причем крупными
буквами печатались слова совершенно несущественные, а все существенное изображалось самым мелким шрифтом.
— Сто двадцать шесть избирательных! Девяносто восемь неизбирательных! — прозвучал невыговаривающий
букву р голос секретаря. Потом послышался смех: пуговица и два ореха нашлись
в ящике. Дворянин был допущен, и новая партия победила.
Он долго не мог понять того, что она написала, и часто взглядывал
в ее глаза. На него нашло затмение от счастия. Он никак не мог подставить те слова, какие она разумела; но
в прелестных сияющих счастием глазах ее он понял всё, что ему нужно было знать. И он написал три
буквы. Но он еще не кончил писать, а она уже читала за его рукой и сама докончила и написала ответ: Да.
— Вот, сказал он и написал начальные
буквы: к,
в, м, о: э, н, м, б, з, л, э, н, и, т?
Буквы эти значили:«когда вы мне ответили: этого не может быть, значило ли это, что никогда, или тогда?» Не было никакой вероятности, чтоб она могла понять эту сложную фразу; но он посмотрел на нее с таким видом, что жизнь его зависит от того, поймет ли она эти слова.
— Ну, так вот прочтите. Я скажу то, чего бы желала. Очень бы желала! — Она написала начальные
буквы: ч,
в, м, з, и, п, ч, б. Это значило: «чтобы вы могли забыть и простить, чтò было».