Цитаты со словом «рот»
Милая О! — мне всегда это казалось — что она похожа на свое имя: сантиметров на 10 ниже Материнской Нормы — и оттого вся кругло обточенная, и розовое О —
рот — раскрыт навстречу каждому моему слову. И еще: круглая, пухлая складочка на запястье руки — такие бывают у детей.
— Он записан на меня, — радостно-розово открыла
рот О-90.
И, сливаясь в единое, миллионнорукое тело, в одну и ту же, назначенную Скрижалью, секунду, мы подносим ложки ко
рту и в одну и ту же секунду выходим на прогулку и идем в аудиториум, в зал Тэйлоровских экзерсисов, отходим ко сну…
В 21 я опустил шторы — и в ту же минуту вошла немного запыхавшаяся О. Протянула мне свой розовый ротик — и розовый билетик. Я оторвал талон и не мог оторваться от розового
рта до самого последнего момента — 22.15.
Вот уже видны издали мутно-зеленые пятна — там, за Стеною. Затем легкое, невольное замирание сердца — вниз, вниз, вниз, как с крутой горы, — и мы у Древнего Дома. Все это странное, хрупкое, слепое сооружение одето кругом в стеклянную скорлупу: иначе оно, конечно, давно бы уже рухнуло. У стеклянной двери — старуха, вся сморщенная, и особенно
рот: одни складки, сборки, губы уже ушли внутрь, рот как-то зарос — и было совсем невероятно, чтобы она заговорила. И все же заговорила.
— А не знаю. Может быть — за ее
рот. А может быть — ни за что. Просто так.
Там, на солнце, у выхода, как растение, дремала старуха. Опять было удивительно, что раскрылся ее заросший наглухо
рот и что она заговорила...
Старухин
рот снова зарос. Она покачала головой. По-видимому, даже ее слабеющие мозги понимали всю нелепость и рискованность поведения этой женщины.
— Нет, не гулять. Мне надо… — я сказал ей куда. И, к изумлению своему, увидел: розовый круг
рта сложился в розовый полумесяц, рожками книзу — как от кислого. Меня взорвало.
Я молча смотрел на нее. Ребра — железные прутья, тесно… Когда она говорит — лицо у ней как быстрое, сверкающее колесо: не разглядеть отдельных спиц. Но сейчас колесо — неподвижно. И я увидел странное сочетание: высоко вздернутые у висков темные брови — насмешливый острый треугольник, обращенный вершиною вверх — две глубокие морщинки, от носа к углам
рта. И эти два треугольника как-то противоречили один другому, клали на все лицо этот неприятный, раздражающий X — как крест: перечеркнутое крестом лицо.
Она сидела в низеньком кресле. На четырехугольном столике перед ней — флакон с чем-то ядовито-зеленым, два крошечных стаканчика на ножках. В углу
рта у нее дымилось — в тончайшей бумажной трубочке это древнее курение (как называется — сейчас забыл).
Она смеялась. Но мне ясно был виден ее нижний скорбный треугольник: две глубоких складки от углов
рта к носу. И почему-то от этих складок мне стало ясно: тот, двоякоизогнутый, сутулый и крылоухий — обнимал ее — такую… Он…
Опрокинула в
рот весь стаканчик зеленого яду, встала и, просвечивая сквозь шафранное розовым, — сделала несколько шагов — остановилась сзади моего кресла…
Старуха у ворот Древнего Дома. Милый, заросший, с лучами-морщинами
рот. Вероятно, был заросшим все эти дни — и только сейчас раскрылся, улыбнулся...
Милая, бедная О! Розовый
рот — розовый полумесяц рожками книзу. Но не могу же я рассказать ей все, что было, — хотя б потому, что это сделает ее соучастницей моих преступлений: ведь я знаю, у ней не хватит силы пойти в Бюро Хранителей, и следовательно —
Да и я… Я уже вижу темно-красные стены Древнего Дома — и милый заросший старушечий
рот — я кидаюсь к старухе со всех ног...
Заросший
рот раскрылся медленно...
Мне сейчас стыдно писать об этом, но я обещал в этих записках быть откровенным до конца. Так вот: я нагнулся — и поцеловал заросший, мягкий, моховой
рот. Старуха утерлась, засмеялась…
Я — как фотографическая пластинка: все отпечатываю в себе с какой-то чужой, посторонней, бессмысленной точностью: золотой серп — световой отблеск на громкоговорителе; под ним — ребенок, живая иллюстрация — тянется к сердцу; засунут в
рот подол микроскопической юнифы; крепко стиснутый кулачок, большой (вернее, очень маленький) палец зажат внутрь — легкая, пухлая тень-складочка на запястье.
И — женский крик, на эстраду взмахнула прозрачными крыльями юнифа, подхватила ребенка — губами — в пухлую складочку на запястье, сдвинула на середину стола, спускается с эстрады. Во мне печатается: розовый — рожками книзу — полумесяц
рта, налитые до краев синие блюдечки-глаза. Это — О. И я, как при чтении какой-нибудь стройной формулы, — вдруг ощущаю необходимость, закономерность этого ничтожного случая.
Воздух — из прозрачного чугуна. Хочется дышать, широко разинувши
рот. До боли напряженный слух записывает: где-то сзади мышино-грызущий, тревожный шепот. Неподнятыми глазами вижу все время тех двух — I и R — рядом, плечом к плечу, и у меня на коленях дрожат чужие — ненавистные мои — лохматые руки.
Еще волосок; пауза; тихо; пульс. Затем — как по знаку какого-то сумасшедшего дирижера — на всех трибунах сразу треск, крики, вихрь взвеянных бегом юниф, растерянно мечущиеся фигуры Хранителей, чьи-то каблуки в воздухе перед самыми моими глазами — возле каблуков чей-то широко раскрытый, надрывающийся от неслышного крика
рот. Это почему-то врезалось острее всего: тысячи беззвучно орущих ртов — как на чудовищном экране.
Это я Второму Строителю. Лицо у него — фаянс, расписанный сладко-голубыми, нежно-розовыми цветочками (глаза, губы), но они сегодня какие-то линялые, смытые. Мы считаем вслух, но я вдруг обрубил на полуслове и стою, разинув
рот: высоко под куполом на поднятой краном голубой глыбе — чуть заметный белый квадратик — наклеена бумажка. И меня всего трясет — может быть, от смеха, — да, я сам слышу, как я смеюсь (знаете ли вы это, когда вы сами слышите свой смех?).
Вдруг сзади торопливо брякнула дверь, быстрый топот, мягко отскакивающий от потолка, от стен, — и она, летучая, слегка запыхавшаяся от бега, дышит
ртом.
С тех пор прошли уже почти сутки, все во мне уже несколько отстоялось — и тем не менее мне чрезвычайно трудно дать хотя бы приближенно-точное описание. В голове как будто взорвали бомбу, а раскрытые
рты, крылья, крики, листья, слова, камни — рядом, кучей, одно за другим…
Миг — и я где-то наверху, подо мною — головы, головы, головы, широко кричащие
рты, выплеснутые вверх и падающие руки. Это было необычайно странное, пьяное: я чувствовал себя над всеми, я был я, отдельное, мир, я перестал быть слагаемым, как всегда, и стал единицей.
Рядом — I; ее улыбка, две темных черты — от краев
рта вверх, углом; и во мне угол, и это мгновенно, легко, чуть больно, прекрасно…
И снова: толпа, головы, ноги, руки,
рты. Выскакивают на секунду лица — и пропадают, лопаются, как пузыри. И на секунду — или, может быть, это только мне кажется — прозрачные, летящие крылья-уши.
Жабры вздулись кирпично-красно, потом опали, посерели. Она раскрыла
рот что-то сказать и, ничего не сказав, захлопнулась, вышла.
Я, весь полыхая от стыда, подал ему листок. Он прочитал, и я видел, как из глаз выскользнула у него улыбка, юркнула вниз по лицу и, чуть пошевеливая хвостиком, присела где-то в правом углу
рта…
Голова после вчерашнего у меня туго стянута бинтами. И так: это не бинты, а обруч; беспощадный, из стеклянной стали, обруч наклепан мне на голову, и я — в одном и том же кованом кругу: убить Ю. Убить Ю, — а потом пойти к той и сказать: «Теперь — веришь?» Противней всего, что убить как-то грязно, древне, размозжить чем-то голову — от этого странное ощущение чего-то отвратительно-сладкого во
рту, и я не могу проглотить слюну, все время сплевываю ее в платок, во рту сухо.
В шкафу у меня лежал лопнувший после отливки тяжелый поршневой шток (мне нужно было посмотреть структуру излома под микроскопом). Я свернул в трубку свои записи (пусть она прочтет всего меня — до последней буквы), сунул внутрь обломок штока и пошел вниз. Лестница — бесконечная, ступени — какие-то противно скользкие, жидкие, все время — вытирать
рот платком…
Шток передо мною на столе. Я вскочил, дыша еще громче. Она услышала, остановилась на полслове, тоже почему-то встала. Я видел уже это место на голове, во
рту отвратительно-сладко… платок, но платка нет — сплюнул на пол.
Смех душил меня, вырывался клубами. Я заткнул
рот ладонью и опрометью кинулся вон.
Я увидел во мгновение слинявшие, выцветшие лица, застопоренные на полном ходу
рты, замершие в воздухе вилки.
Около него — было с полсотни таких же, как он, — вылезших из своих темных подлобий, громких, веселых, крепкозубых. Глотая раскрытыми
ртами бурю, помахивая такими на вид смирными и нестрашными электрокуторами (где они их достали?), — они двинулись туда же, на запад, за оперированными, но в обход — параллельным, 48‑м проспектом…
Во
рту — сухо, все как обложено промокательной бумагой. Я наливал воду — и не могу: поставил стакан на стол и крепко взялся за графин обеими руками.
Опять сухо во
рту. Я налил себе воды, но пить было противно — поставил стакан на стол и спросил...
И я не думал, даже, может быть, не видел по-настоящему, а только регистрировал. Вот на мостовой — откуда-то ветки, листья на них зеленые, янтарные, малиновые. Вот наверху — перекрещиваясь, мечутся птицы и аэро. Вот — головы, раскрытые
рты, руки машут ветками. Должно быть, все это орет, каркает, жужжит…
Не отрывая глаз от кривеющей все больше усмешки, я уперся руками о край стола, медленно, медленно вместе с креслом отъехал, потом сразу — себя всего — схватил в охапку — и мимо криков, ступеней,
ртов — опрометью.
Цитаты из русской классики со словом «рот»
Потом пришла маленькая старушка, горбатая, с огромным
ртом до ушей; нижняя челюсть у нее тряслась,
рот был открыт, как у рыбы, и в него через верхнюю губу заглядывал острый нос. Глаз ее было не видно; она едва двигала ногами, шаркая по полу клюкою, неся в руке какой-то гремящий узелок.
Рты у всех как будто окровавлены от бетеля, который они жуют и который раздражает десны.
Глянул в лицо — и лицо стало переменяться: нос вытянулся и повиснул над губами;
рот в минуту раздался до ушей; зуб выглянул изо
рта, нагнулся на сторону, — и стал перед ним тот самый колдун, который показался на свадьбе у есаула.
Резким жестом Марина взяла с тарелки, из-под носа его, сухарь, обильно смазала маслом, вареньем и стала грызть, широко открывая
рот, чтоб не пачкать тугие губы малинового цвета; во
рту ее грозно блестели крупные, плотно составленные зубы.
Манилов выронил тут же чубук с трубкою на пол и как разинул
рот, так и остался с разинутым
ртом в продолжение нескольких минут.
Предложения со словом «рот»
- Я открыла рот ещё шире. Ничего себе! Никогда ничего подобного не видела. Что вообще происходит?
- Потом он сделал глотательное движение, опять широко раскрыл рот, в нём ничего не было, только язык, зубы и дёсны почернели от пепла.
- Несколько секунд хватала открытым ртом воздух, пытаясь успокоиться и чувствуя, как пульс потихоньку приходит в норму.
- (все предложения)
Значение слова «рот»
РОТ, рта, предл. о рте, во рту, м. 1. Отверстие между губами, ведущее в полость между верхней и нижней челюстями и щеками до глотки, а также сама эта полость. Раскрыть рот. Слизистая оболочка рта. (Малый академический словарь, МАС)
Все значения слова РОТ
Афоризмы русских писателей со словом «рот»
- Смеются дьяволы и псы над рабьей свалкой,
Смеются пушки, разевая рты…
И скоро в старый хлев ты будешь загнан палкой,
Народ, не уважающий святынь!
- Да и кому в Москве не зажимали рты
Обеды, ужины и танцы?
- Мне осталось одна забава:
Пальцы в рот — и веселый свист.
Прокатилась дурная слава,
Что похабник я и скандалист.
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно