Неточные совпадения
— Да, милостивые государи! — говорил важным голосом синий фрак, — поверьте мне, старику; я делал по сему предмету различные опыты и долгом считаю сообщить вам, что принятой способ натирать по скобленому
месту сандараком — есть самый удобнейший: никогда
не расплывется.
Он взял за руку француза и, отойдя к окну, сказал ему вполголоса несколько слов. На лице офицера
не заметно было ни малейшей перемены; можно было подумать, что он разговаривает с знакомым человеком о хорошей погоде или дожде. Но пылающие щеки защитника европейского образа войны, его беспокойный, хотя гордый и решительный вид — все доказывало, что дело идет о назначении
места и времени для объяснения, в котором красноречивые фразы и логика ни к чему
не служат.
— Вы думаете? Нет, сударь, скоро наступит последний час владычеству этих морских разбойников; принятая всей Европою континентальная система
не выполнялась до сих пор в России с той непреклонной настойчивостию, какую требуют пользы Франции и ваши собственные. Но теперь, когда вашему двору известна решительная воля императора, когда никакие дипломатические увертки
не могут иметь
места, когда нет средины и русские должны вступить в бой столь неравный или повиноваться…
Как образчик некоторых закоренелых невежд прошедшего поколения, этот Ильменев мог бы занять
не последнее
место в комедии «Недоросль», если б в числе первых комических лиц этой пиесы были люди добрые, честные и забавные только своим невежеством.
— В самом деле! — вскричал кавалерист, — что за болтовня! Драться так драться. Вот твое
место, братец. Смотри целься хорошенько; да
не торопись стрелять.
— Жаль! — сказал кавалерист, — он
не трус! И признаюсь, если б я был на твоем
месте…
Ничто
не может сравниться с этой пыткою: он нигде
не найдет
места, горит как на огне; ему везде тесно, везде душно: ему кажется, что каждая пролетевшая минута уносит с собою целый век блаженства, что он состареется в два часа,
не доживет до конца своего путешествия.
Рыдания перервали слова несчастного старика. До души тронутый Рославлев колебался несколько времени. Он
не знал, что ему делать. Решиться ждать новых лошадей и уступить ему своих, — скажет, может быть, хладнокровный читатель; но если он был когда-нибудь влюблен, то, верно,
не обвинит Рославлева за минуту молчания, проведенную им в борьбе с самим собою. Наконец он готов уже был принести сию жертву, как вдруг ему пришло в голову, что он может предложить старику
место в своей коляске.
— И полно, братец, вздор!
Не кверху полетишь! Да тебе же
не в диковинку, — прибавил Ижорской, толкнув локтем Рославлева. — Ты и с
места слетел, да
не ушибся!
Прямо против них
не было никакой переправы; но вниз по течению реки, версты полторы от того
места, где они остановились, перекинут был чрез нее бревенчатый и узкой мостик без перил.
— Хоть это бы и
не нужно: у нас больница всего на десять кроватей; но так как вам это угодно, то я прибил
местах в трех надписи.
— Chére enfant!.. — вскричала она, — что с тобой сделалось?.. Ах, она ничего
не чувствует!.. Полюбуйтесь, сударь!.. вот следствия вашего упрямства… Полина, друг мой!.. Боже мой! она
не приходит в себя!.. Нет, вы
не человек, а чудовище!.. Стоите ли вы любви ее!.. О, если б я была на ее
месте!.. Ah, mon dieu! [Ах, бог мой! (франц.)] она
не дышит… она умерла!.. Подите прочь, сударь, подите!.. Вы злодей, убийца моей дочери!..
— А, так она его читала?
Не правда ли, что оно бойко написано? Я уверен был вперед, что при чтении этого красноречивого послания русское твое сердце забьет такую тревогу, что любовь и
места не найдет. Только в одном ошибся: я думал, что ты прежде женишься, а там уж приедешь сюда пировать под картечными выстрелами свою свадьбу: по крайней мере я на твоем
месте непременно бы женился.
— По
местам, господа! — закричал Зарядьев пехотным офицерам, которые спокойно завтракали, сидя на пушечном лафете. — Зарецкой, — продолжал он, — пойдем к нам в колонну — до вас еще долго дело
не дойдет.
Он дал шпоры своему английскому жеребцу, который в самом деле запрыгал на одном
месте и, казалось,
не хотел никак отойти от стены.
Перед ними открылось обширное поле, усыпанное французскими и нашими стрелками; густые облака дыма стлались по земле; вдали, на возвышенных
местах, двигались неприятельские колонны. Пули летали по всем направлениям, жужжали, как пчелы, и
не прошло полминуты, одна пробила навылет фуражку Рославлева, другая оторвала часть воротника Блесткиной шинели.
— Как угодно-с. Только я советую вам отсюда уехать. Во всяком случае рана ваша требует частой перевязки, а мы двух дней
не постоим на одном
месте, так трудненько будет-с наблюсти аккуратность.
И анагдась так было расшумаркались, что и приказчик
места не нашел.
Пробившись с четверть часа на одном
месте, он объявил решительно, что без посторонней помощи они никак
не выдерутся из грязи.
Погруженный в глубокую задумчивость Рославлев
не замечал, что несколько уже минут ямщик стоял неподвижно на одном
месте и, дрожа всем телом, смотрел на кладбищную церковь.
— Да неужели, батюшка,
не слышите? Чу!.. Наше
место свято!..
С трудом пробираясь между могил, он
не слышал уже пения, но видел ясно, что внутренность церкви освещена; ему показалось даже, что в одном углу церковного погоста что-то чернелось и раздавался шорох, похожий на топот лошадей, которые
не стоят смирно на одном
месте.
— От Полины!.. — вскричал Рославлев. Он, сорвав печать, развернул дрожащей рукою письмо. Холодный пот покрыл помертвевшее лицо его, глаза искали слов… но сначала он
не мог разобрать ничего: все строчки казались перемешанными, все буквы
не на своих
местах; наконец, с величайшим трудом он прочел следующее...
Знаешь ли, что недавно была тут же другая царская вышка, гораздо просторнее и величественнее, и что благодаря преступному равнодушию людей, подобных тебе,
не осталось и развалин на том
месте, где она стояла?
Нет! они гордятся сими драгоценными развалинами; они глядят на них с тем же почтением, с тою же любовию, с какою добрые дети смотрят на заросший травою могильный памятник своих родителей; а мы…» Тут господин антикварий, вероятно бы, замолчал,
не находя слов для выражения своего душевного негодования; а мы, вместо ответа, пропели бы ему забавные куплеты насчет русской старины и, посматривая на какой-нибудь прелестный домик с цельными стеклами, построенный на самом том
месте, где некогда стояли неуклюжие терема и толстые стены с зубцами, заговорили бы в один голос: «Как это мило!..
— Мне, право, совестно, — сказал Зарецкой, заметив, что одному офицеру
не осталось
места на скамье, —
не стеснил ли я вас, господа?
— Помилуйте! — подхватил Буркин, — кому есть
место, тот посидит; кому нет — постоит. Ведь мы все народ военный, а меж военными что за счеты!
Не так ли, товарищ? — продолжал он, обращаясь к колоссальному сотенному начальнику, который молча закручивал свои густые усы.
— Позвольте спросить, Николай Степанович! — сказал Ладушкин, — от кого вы изволили слышать, что французы в наших
местах? Это
не может быть!
— А что за суматоха идет по улицам! Умора, да и только. Французы, как угорелые кошки, бросаются из угла в угол. Они от огня, а он за ними; примутся тушить в одном
месте, а в двадцати вспыхнет! Да, правда, и тушить-то нечем: ни одной трубы в городе
не осталось.
— Зачем? Может статься, они попросят нас показать им дорогу. Ведь теперь выбраться отсюда на чистое
место не легко. Ну, что ж ты глаза-то на меня выпучил?
— По мне пожалуй! Только
не извольте пенять на меня, если мы на чистое
место не выдем; да и назад-то уж нельзя будет вернуться.
— Bonjour, monsieur! — но никто и
не думал приподняться с своего
места.
[Эй! поторапливайся, негодяй… (франц.)] — закричал он сердитым голосом, осадя свою лошадь; но Рославлев, казалось,
не слышал ничего и стоял на одном
месте как вкопанный.
— Да просто с нашим петербургским, когда оно замерзнет. Катайся по нем сколько хочешь, забавляй себя, но
не забывай, что под этим блестящим льдом таится смерть и бездонная пучина;
не останавливайся на одном
месте,
не надавливай, а скользи только по гладкой его поверхности.
Все крестьяне встали с своих
мест, поглядывали друг на друга, один почесывал голову, другой пожимался; но никто
не отвечал ни слова.
Крестьяне, зарядив свои ружья, отправились в назначенные для них
места, и на лугу осталось
не более осьмидесяти человек, вооруженных по большей части дубинами, топорами и рогатинами. К ним вскоре присоединилось сотни три женщин с ухватами и вилами. Ребятишки, старики, больные — одним словом, всякой, кто мог только двигаться и подымать руку, вооруженную чем ни попало, вышел на луг.
— Послушай, Владимир! — сказал Зарецкой, обнимая в последний раз Рославлева, — говорят, что в Данциге тысяч тридцать гарнизона, а что всего хуже — этим гарнизоном командует молодец Рапп, так вы
не скоро добьетесь толку и простоите долго на одном
месте.
— Партизан!.. партизан!.. Посмотрел бы я этого партизана перед ротою — чай,
не знает, как взвод завести! Терпеть
не могу этих удальцов! То ли дело наш брат фрунтовой: без команды вперед
не суйся, а стой себе как вкопанный и умирай,
не сходя с
места. Вот это служба! А то подкрадутся да подползут, как воры… Удалось — хорошо!
не удалось — подавай бог ноги!.. Провал бы взял этих партизанов! Мне и кабардинцы на кавказской линии надоели!
Я подъехал ближе, остановился; драгун начал опять трубить; звуки трубы сливались по-прежнему с воем ветра; а проклятый француз, как на смех,
не подымал головы и, остановясь на одном
месте, принялся чертить штыком по песку, вероятно, вензель какой-нибудь парижской красавицы.
— А если это французы? Нет, брат, в военное время дремать
не надобно. Ефрейтор! скажи также дежурному по роте, чтоб люди были на всякой случай в готовности и при первой тревоге выходили бы все на сборное
место.
Все офицеры выбежали из избы; к ним присоединилось человек пятьдесят солдат.
Место сражения было
не слишком обширно, и в несколько минут на улице все уголки были обшарены. В кустах нашли трех убитых неприятелей, но Рославлева нигде
не было. Наконец вся толпа вышла на морской берег.
Бедный Рено простоял полчаса разиня рот на одном
месте, и когда, возвратясь в Данциг, доложил об этом Раппу, то едва унес ноги: генерал взбесился; с Дерикуром чуть
не сделалось удара, а толстый Папилью, вспомня, что он несколько раз дружески разговаривал с этим Дольчини, до того перепугался, что слег в постелю.
Мнения моего никто
не спрашивал; но когда я услышал, что генерал Рапп соглашается подписать эту постыдную капитуляцию, то встал с своего
места.