Неточные совпадения
— Уж я обо всем с домашними условился: мундир его припрячем подале, и если чего дойдет, так я
назову его моим сыном. Сосед мой, золотых дел мастер, Франц Иваныч, стал было мне отсоветывать и говорил, что мы этак беду наживем; что если французы дознаются, что мы скрываем у
себя под чужим именем
русского офицера, то, пожалуй, расстреляют нас как шпионов; но не только я, да и старуха моя слышать об этом не хочет. Что будет, то и будет, а благодетеля нашего не выдадим.
Весь город знает, что эта
русская была просто любовницею Сеникура, и, несмотря на то, она смеет
называть себя его женою!
Когда они подошли к Лангфуртскому предместью, то господин Дольчини, в виду ваших казаков, распрощавшись очень вежливо с Рено, сказал ему: «Поблагодарите генерала Раппа за его ласку и доверенность; да не забудьте ему сказать, что я не итальянский купец Дольчини, а
русской партизан…» Тут
назвал он
себя по имени, которое я никак не могу выговорить, хотя и тысячу раз его слышал.
Стесненные денежные обстоятельства принцессы породили во мне новые подозрения в ее происхождении, и я несколько раз спрашивал ее, кто она такая, и каждый раз она
называла себя русскою великою княжной, дочерью покойной императрицы Елизаветы Петровны.
Неточные совпадения
— Крафт, — сказал он, чрезвычайно любезно пожимая руку Самгина; женщина, улыбнувшись неохотной улыбкой,
назвала себя именем и фамилией тысяч
русских женщин:
Долго еще слышал я, что Затей (как
называл себя и другие
называли его), тоже
русский якут, упрашивал меня сесть.
От устья Синанцы Иман изменяет свое направление и течет на север до тех пор, пока не достигнет Тхетибе. Приток этот имеет 3 названия: гольды
называют его Текибира, удэгейцы — Тэгибяза,
русские — Тайцзибери. Отсюда Иман опять поворачивает на запад, какое направление и сохраняет уже до впадения своего в Уссури. Эта часть долины Имана тоже слагается из ряда денудационных и тектонических участков, чередующихся между
собой. Такого рода долины особенно часто встречаются в Приамурском крае.
Говорят, будто я обязан этим усердию двух-трех верноподданных
русских, живших в Ницце, и в числе их мне приятно
назвать министра юстиции Панина; он не мог вынести, что человек, навлекший на
себя высочайший гнев Николая Павловича, не только покойно живет, и даже в одном городе с ним, но еще пишет статейки, зная, что государь император этого не жалует.
Но вот
русский культурный ренессанс начала XX века можно
назвать русским романтизмом, и он бесспорно нес на
себе романтические черты.