— Да, он и есть! Гляжу, слуга его чуть не плачет, барин без памяти, а он сам не знает, куда ехать. Я обрадовался, что господь привел меня хоть чем-нибудь возблагодарить моего благодетеля. Велел ямщику ехать ко мне и отвел больному лучшую комнату в
моем доме. Наш частной лекарь прописал лекарство, и ему теперь как будто бы полегче; а все еще в память не приходит.
— Что, что, батюшка? по милости французов!.. Как так? и это тут написано? Ну, исполать этим французам!.. Ах они хвастунишки, черт их возьми! Да вот хоть
мой дом на Пресне — что я, на их деньги, что ль, его выстроил?
— Конечно, Буркин прав, — перервал старик, — да и на что нам иноземных архитекторов? Посмотрите на
мой дом! Что, дурно, что ль, выстроен? А строил-то его не француз, не немец, а просто я, русской дворянин — Николай Степанович Ижорской. Покойница сестра, вот ее матушка — не тем будь помянута, — бредила французами. Ну что ж? И отдала строить свой московской дом какому-то приезжему мусью, а он как понаделал ей во всем доме каминов, так она в первую зиму чуть-чуть, бедняжка, совсем не замерзла.
Неточные совпадения
Клянусь честию, если б не родственные связи, то нога бы
моя не была в ее
доме.
— Как нечего? Что вы, сударь! По-нашему вот как. Если дело пошло наперекор, так не доставайся
мое добро ни другу, ни недругу. Господи боже
мой! У меня два
дома да три лавки в Панском ряду, а если божиим попущением враг придет в Москву, так я их своей рукой запалю. На вот тебе! Не хвались же, что
моим владеешь! Нет, батюшка! Русской народ упрям; вели только наш царь-государь, так мы этому Наполеону такую хлеб-соль поднесем, что он хоть и семи пядей во лбу, а — вот те Христос! — подавится.
Дворецкой бегал из комнаты в комнату, шумел, бранился и щедрой рукой раздавал тузы лакеям и дворовым женщинам, которые подметали пыль, натирали полы и
мыли стекла во всем
доме.
—
Моих замоскворецких
домов не сожгут, Иван Архипович!
— Что ты, Зарецкой! Я вовсе не думал смеяться; да признаюсь, мне и не до того: рука
моя больно шалит. Послушай, братец! Наше торжественное шествие может продолжиться долго, а
дом моей тетки на Мясницкой: поедем скорее.
— И, батюшка!
мое дело бабье; вот кабы сынок
мой был
дома…
Мы выедем сейчас на большую поляну, а там пустимся опять лесом, переедем поперек Коломенскую дорогу, повернем налево и, я надеюсь, часа через два будем
дома, то есть в
моем таборе, — разумеется, если без меня не было никакой тревоги.
Шагах в тридцати от меня, перед одним полуобгорелым
домом, ходил неприятельской часовой; закутавшись в синюю шинель и спустя вниз ружье, он мерными шагами двигался взад и вперед, как маятник; иногда поглядывал направо и налево, но как будто бы нарочно не смотрел в
мою сторону.
К счастию,
мой драгун, видя беду неминучую, пустил на своей трубе такую чертовскую трель, что караульный офицер опрометью выскочил из
дома, закричал на часового и, дав мне знак рукою съехать с мостика, подошел ко мне.
В самом деле, чрез полчаса я сидел в санях, двое слуг светили мне на крыльце, а толстой эконом объявил с низким поклоном, будто бы господин его до того огорчился
моим внезапным отъездом, что не в силах встать с постели и должен отказать себе в удовольствии проводить меня за ворота своего
дома; но надеется, однако ж, что я на возвратном пути… Я не дал договорить этому бездельнику.
— Что ж значит, — спросил я, не выпуская из рук
моей сабли, — этот уединенный
дом, оружие?..
Не подосадуйте на
мою откровенность; а мне кажется, что русские напрасно не остались
дома: обширные степи и вечные льды — вот что составляет истинную силу России.
— Подле театра! — повторил Рославлев. — Постойте!.. Боже
мой!.. мне помнится… так точно, против самого театра, красный
дом..
— Вспомнить не могу, — перервал Зарецкой, — в каком жалком виде была наша древняя столица, когда мы — помнишь, Рославлев, я — одетый французским офицером, а ты — московским мещанином — пробирались к Калужской заставе? помнишь ли, как ты, взглянув на окно одного
дома?.. Виноват,
мой друг! Я не должен бы был вспоминать тебе об этом… Но уж если я проболтался, так скажи мне, что сделалось с этой несчастной?.. Где она теперь?
В канаве бабы ссорятся, // Одна кричит: «Домой идти // Тошнее, чем на каторгу!» // Другая: — Врешь, в
моем дому // Похуже твоего! // Мне старший зять ребро сломал, // Середний зять клубок украл, // Клубок плевок, да дело в том — // Полтинник был замотан в нем, // А младший зять все нож берет, // Того гляди убьет, убьет!..
— Извините меня: я, увидевши издали, как вы вошли в лавку, решился вас побеспокоить. Если вам будет после свободно и по дороге мимо
моего дома, так сделайте милость, зайдите на малость времени. Мне с вами нужно будет переговорить.
— Пусть трава порастет на пороге
моего дома, если я путаю! Пусть всякий наплюет на могилу отца, матери, свекора, и отца отца моего, и отца матери моей, если я путаю. Если пан хочет, я даже скажу, и отчего он перешел к ним.
— Я надеюсь, что никакой истории не выйдет, Евгений Васильич… Мне очень жаль, что ваше пребывание в
моем доме получило такое… такой конец. Мне это тем огорчительнее, что Аркадий…
Неточные совпадения
Мужик я пьяный, ветреный, // В амбаре крысы с голоду // Подохли,
дом пустехонек, // А не взял бы, свидетель Бог, // Я за такую каторгу // И тысячи рублей, // Когда б не знал доподлинно, // Что я перед последышем // Стою… что он куражится // По воле по
моей…»
В
моей сурминской вотчине // Крестьяне все подрядчики, // Бывало,
дома скучно им, // Все на чужую сторону // Отпросятся с весны…
Какой вы
дом построили // Сыночку
моему?
Г-жа Простакова. Какая я госпожа в
доме! (Указывая на Милона.) Чужой погрозит, приказ
мой ни во что.
Г-жа Простакова. Как теленок,
мой батюшка; оттого-то у нас в
доме все и избаловано. Вить у него нет того смыслу, чтоб в
доме была строгость, чтоб наказать путем виноватого. Все сама управляюсь, батюшка. С утра до вечера, как за язык повешена, рук не покладываю: то бранюсь, то дерусь; тем и
дом держится,
мой батюшка!