Отольется она тебе с лихвою, твоя слезинка жемчужная, в долгую ночь, в горемычную ночь, когда станет грызть тебя злая кручинушка, нечистая думушка — тогда на твое сердце горячее, все за ту же слезинку капнет тебе чья-то иная слеза, да кровавая, да не теплая, а словно топленый свинец; до крови белу грудь разожжет, и до утра, тоскливого, хмурого, что приходит в ненастные дни, ты в
постельке своей прометаешься, алу кровь точа, и не залечишь своей раны свежей до другого утра!
— А теперь и баиньки пора. Покушали, поговорили — и в
постельку. Ты, дружок, с дорожки-то покрепче усни, и будить тебя не велю.
— Вся ваша воля, сударыня; мы никогда вам ни в чем не противны. Полноте-ка, извольте лучше лечь в
постельку, я вам ножки поглажу, — сказала изворотливая горничная и, уложив старуху, до тех пор гладила ноги, что та заснула, а она опять куда-то отправилась.
— Не-ет!.. Нужна, господа, хоть какая-нибудь брезгливость! Вы самого Иуду готовы в
постельку уложить и укрыть тепленьким одеяльцем!.. Не-ет!..