Неточные совпадения
— А как я-то счастлив!
Я более и более буду узнавать вас! но… иду! И все-таки
я не могу
уйти, чтоб не пожать вашу руку, — продолжал он, вдруг обращаясь
ко мне. — Извините! Мы все теперь говорим так бессвязно…
Я имел уже несколько раз удовольствие встречаться с вами, и даже раз мы были представлены друг другу. Не могу выйти отсюда, не выразив, как бы
мне приятно было возобновить с вами знакомство.
— Знаешь что? Ему ужасно хочется
уйти от
меня, — шепнула
мне наскоро Наташа, когда он вышел на минуту что-то сказать Мавре, — да и боится. А
я сама боюсь ему сказать, чтоб он
уходил, потому что он тогда, пожалуй, нарочно не
уйдет, а пуще всего боюсь, что он соскучится и за это совсем охладеет
ко мне! Как сделать?
Но она все бросалась
ко мне и прижималась крепко, как будто в испуге, как будто прося защитить себя от кого-то, и когда уже легла в постель, все еще хваталась за мою руку и крепко держала ее, боясь, чтоб
я опять не
ушел.
На четвертый день ее болезни
я весь вечер и даже далеко за полночь просидел у Наташи. Нам было тогда о чем говорить.
Уходя же из дому,
я сказал моей больной, что ворочусь очень скоро, на что и сам рассчитывал. Оставшись у Наташи почти нечаянно,
я был спокоен насчет Нелли: она оставалась не одна. С ней сидела Александра Семеновна, узнавшая от Маслобоева, зашедшего
ко мне на минуту, что Нелли больна и
я в больших хлопотах и один-одинехонек. Боже мой, как захлопотала добренькая Александра Семеновна...
— Нелли! Вся надежда теперь на тебя! Есть один отец: ты его видела и знаешь; он проклял свою дочь и вчера приходил просить тебя к себе вместо дочери. Теперь ее, Наташу (а ты говорила, что любишь ее!), оставил тот, которого она любила и для которого
ушла от отца. Он сын того князя, который приезжал, помнишь, вечером
ко мне и застал еще тебя одну, а ты убежала от него и потом была больна… Ты ведь знаешь его? Он злой человек!
Пользуясь своей безграничной свободой в доме, она часто
уходила ко мне и просиживала у меня целые дни, часто не сказав мне ни одного слова.
Неточные совпадения
Городничий (делая Бобчинскому укорительный знак, Хлестакову).Это-с ничего. Прошу покорнейше, пожалуйте! А слуге вашему
я скажу, чтобы перенес чемодан. (Осипу.)Любезнейший, ты перенеси все
ко мне, к городничему, — тебе всякий покажет. Прошу покорнейше! (Пропускает вперед Хлестакова и следует за ним, но, оборотившись, говорит с укоризной Бобчинскому.)Уж и вы! не нашли другого места упасть! И растянулся, как черт знает что такое. (
Уходит; за ним Бобчинский.)
— Вы уж
уходите! — ласково проговорил Порфирий, чрезвычайно любезно протягивая руку. — Очень, очень рад знакомству. А насчет вашей просьбы не имейте и сомнения. Так-таки и напишите, как
я вам говорил. Да лучше всего зайдите
ко мне туда сами… как-нибудь на днях… да хоть завтра.
Я буду там часов этак в одиннадцать, наверно. Все и устроим… поговорим… Вы же, как один из последних, там бывших, может, что-нибудь и сказать бы нам могли… — прибавил он с добродушнейшим видом.
— Во-первых, этого никак нельзя сказать на улице; во-вторых, вы должны выслушать и Софью Семеновну; в-третьих,
я покажу вам кое-какие документы… Ну да, наконец, если вы не согласитесь войти
ко мне, то
я отказываюсь от всяких разъяснений и тотчас же
ухожу. При этом попрошу вас не забывать, что весьма любопытная тайна вашего возлюбленного братца находится совершенно в моих руках.
— А вот почему. Сегодня
я сижу да читаю Пушкина… помнится, «Цыгане»
мне попались… Вдруг Аркадий подходит
ко мне и молча, с этаким ласковым сожалением на лице, тихонько, как у ребенка, отнял у
меня книгу и положил передо
мной другую, немецкую… улыбнулся и
ушел, и Пушкина унес.
— Ты вся — солнечный луч! — сказал он, — и пусть будет проклят, кто захочет бросить нечистое зерно в твою душу! Прощай! Никогда не подходи близко
ко мне, а если
я подойду —
уйди!