Неточные совпадения
Все это я
узнал от товарищей-студентов, знакомых молодому
князю.
Вообще Николай Сергеич с трудом
узнавал своего прежнего «друга»:
князь Петр Александрович чрезвычайно изменился.
Я
знал, что их очень озабочивает в эту минуту процесс с
князем Валковским, повернувшийся для них не совсем хорошо, и что у них случились еще новые неприятности, расстроившие Николая Сергеича до болезни.
Из благородной гордости он не хотел и думать: что скажет
князь, если
узнает, что его сын опять принят в доме Ихменевых, и мысленно презирал все его нелепые подозрения.
Это еще последнее дело, а
знаешь ли ты, Наташа… (о боже, да ведь ты все это
знаешь!)
знаешь ли, что
князь заподозрил твоего отца и мать, что они сами, нарочно, сводили тебя с Алешей, когда Алеша гостил у вас в деревне?
— Да разве
князь, — прервал я ее с удивлением, — про вашу любовь
знает? Ведь он только подозревал, да и то не наверное.
Я-то вот через Матрену много
узнаю, а та через Агашу, а Агаша-то крестница Марьи Васильевны, что у
князя в доме проживает… ну, да ведь ты сам
знаешь.
Я
знал, что у Анны Андреевны была одна любимая, заветная мысль, что Алеша, которого она звала то злодеем, то бесчувственным, глупым мальчишкой, женится наконец на Наташе и что отец его,
князь Петр Александрович, ему это позволит.
Он говорил про свой процесс с
князем; этот процесс все еще тянулся, но принимал самое худое направление для Николая Сергеича. Я молчал, не
зная, что ему отвечать. Он подозрительно взглянул на меня.
В кухне стоял ливрейный лакей
князя, его отца. Оказалось, что
князь, возвращаясь домой, остановил свою карету у квартиры Наташи и послал
узнать, у ней ли Алеша? Объявив это, лакей тотчас же вышел.
— Я встречал много поклонников вашего таланта, — продолжал
князь, — и
знаю двух самых искренних ваших почитательниц. Им так приятно будет
узнать вас лично. Это графиня, мой лучший друг, и ее падчерица, Катерина Федоровна Филимонова. Позвольте мне надеяться, что вы не откажете мне в удовольствии представить вас этим дамам.
У самой двери я нагнал моего незнакомца, и каково же было мое изумление, когда я
узнал в нем
князя.
Загадочные слова ее, что она уже все
знает и обо всем догадалась, испугали меня; они прямо относились к
князю.
— Да, я действительно не совсем
знал до сих пор Катерину Федоровну, — заметил
князь как бы про себя, все с той же насмешливой улыбкой. — Я, впрочем, многого от нее ожидал, но этого…
Я остолбенел от изумления. Я и ожидал, что в этот вечер случится какая-нибудь катастрофа. Но слишком резкая откровенность Наташи и нескрываемый презрительный тон ее слов изумили меня до последней крайности. Стало быть, она действительно что-то
знала, думал я, и безотлагательно решилась на разрыв. Может быть, даже с нетерпением ждала
князя, чтобы разом все прямо в глаза ему высказать.
Князь слегка побледнел. Лицо Алеши изображало наивный страх и томительное ожидание.
— Если, может быть, и не совсем верно догадалась она про
князя, то уж то одно хорошо, что с первого шагу
узнала, с кем имеет дело, и прервала все сношения.
Ну, вот хоть бы эта мать: отделалась гордым презрением и хоть оставила у себя документ, но ведь
князь знал, что она скорее повесится, чем употребит его в дело: ну, и был покоен до времени.
Попросив извинения у
князя, я стал одеваться. Он начал уверять меня, что туда не надо никаких гардеробов, никаких туалетов. «Так, разве посвежее что-нибудь! — прибавил он, инквизиторски оглядев меня с головы до ног, —
знаете, все-таки эти светские предрассудки… ведь нельзя же совершенно от них избавиться. Этого совершенства вы в нашем свете долго не найдете», — заключил он, с удовольствием увидав, что у меня есть фрак.
Мне тут же показалось одно: что вчерашний визит ко мне Маслобоева, тогда как он
знал, что я не дома, что сегодняшний мой визит к Маслобоеву, что сегодняшний рассказ Маслобоева, который он рассказал в пьяном виде и нехотя, что приглашение быть у него сегодня в семь часов, что его убеждения не верить в его хитрость и, наконец, что
князь, ожидающий меня полтора часа и, может быть, знавший, что я у Маслобоева, тогда как Нелли выскочила от него на улицу, — что все это имело между собой некоторую связь.
— Не
знаю,
князь, — отвечал я как можно простодушнее, — в чем другом, то есть что касается Натальи Николаевны, я готов сообщить вам необходимые для вас и для нас всех сведения, но в этом деле вы, конечно,
знаете больше моего.
Знал я тоже, что
князь в настоящее время тяготился ею, а между тем отношения их не прерывались.
Я
узнал потом, что
князю очень хотелось выдать графиню за кого-нибудь замуж и что отчасти с этою целью он и отсылал ее в Симбирскую губернию, надеясь приискать ей приличного мужа в провинции.
Потом я
узнала побольше об их отношениях от
князя, от maman, от самого Алеши и догадалась, что они не ровня; вы вот теперь подтвердили.
— Да, скоро, может быть через месяц, — отвечала она, — и я
знаю, что на этом настаивает
князь.
— Я ведь
знаю очень хорошо, — прибавила она, —
князю хочется моих денег. Про меня они думают, что я совершенный ребенок, и даже мне прямо это говорят. Я же не думаю этого. Я уж не ребенок. Странные они люди: сами ведь они точно дети; ну, из чего хлопочут?
И много еще мы говорили с ней. Она мне рассказала чуть не всю свою жизнь и с жадностью слушала мои рассказы. Все требовала, чтоб я всего более рассказывал ей про Наташу и про Алешу. Было уже двенадцать часов, когда
князь подошел ко мне и дал
знать, что пора откланиваться. Я простился. Катя горячо пожала мне руку и выразительно на меня взглянула. Графиня просила меня бывать; мы вышли вместе с
князем.
— А
знаете ли что, — сказал мне
князь, садясь вместе со мною в коляску, — что, если б нам теперь поужинать, а? Как вы думаете?
— Право, не
знаю,
князь, — отвечал я, колеблясь, — я никогда не ужинаю…
Кроме того, что вы много теряете, — ну, одним словом, карьеру, — кроме того, хоть одно то, что надобно самому
узнать, что вы описываете, а у вас там, в повестях, и графы, и
князья, и будуары… впрочем, что ж я?
—
Знаю, у
князя Р., раз в год; я там вас и встретил. А остальное время года вы коснеете в демократической гордости и чахнете на ваших чердаках, хотя и не все так поступают из ваших. Есть такие искатели приключений, что даже меня тошнит…
— Вы не ошиблись, — прервал я с нетерпением (я видел, что он был из тех, которые, видя человека хоть капельку в своей власти, сейчас же дают ему это почувствовать. Я же был в его власти; я не мог уйти, не выслушав всего, что он намерен был сказать, и он
знал это очень хорошо. Его тон вдруг изменился и все больше и больше переходил в нагло фамильярный и насмешливый). — Вы не ошиблись,
князь: я именно за этим и приехал, иначе, право, не стал бы сидеть… так поздно.
— Вы меня удивляете,
князь, и я вас не
узнаю. Вы впадаете в тон полишинеля; эти неожиданные откровенности…
—
Знаете ли,
князь, я все-таки не понимаю, почему вам вздумалось выбрать именно меня конфидентом [наперсником] ваших тайн и любовных… стремлений.
Я думал, что она еще не
знает, что Алеша, по непременному распоряжению
князя, должен был сопровождать графиню и Катю в деревню, и затруднялся, как открыть ей это, чтоб по возможности смягчить удар. Но каково же было мое изумление, когда Наташа с первых же слов остановила меня и сказала, что нечего ее утешать,что она уже пять дней, как
знает про это.
В тот день, когда Наташа объявила мне, что
знает про отъезд (это было с неделю после разговора моего с
князем), он вбежал ко мне в отчаянии, обнял меня, упал ко мне на грудь и зарыдал как ребенок. Я молчал и ждал, что он скажет.
На третий день мы
узнали все. От меня он кинулся прямо к
князю, не застал его дома и оставил ему записку; в записке он писал, что
знает о словах его, сказанных чиновнику, что считает их себе смертельным оскорблением, а
князя низким человеком и вследствие всего этого вызывает его на дуэль, предупреждая при этом, чтоб
князь не смел уклоняться от вызова, иначе будет обесчещен публично.
Князя опять не было дома; но старик успел
узнать от лакея, что
князь теперь, верно, у графа N.
— Нелли! Вся надежда теперь на тебя! Есть один отец: ты его видела и
знаешь; он проклял свою дочь и вчера приходил просить тебя к себе вместо дочери. Теперь ее, Наташу (а ты говорила, что любишь ее!), оставил тот, которого она любила и для которого ушла от отца. Он сын того
князя, который приезжал, помнишь, вечером ко мне и застал еще тебя одну, а ты убежала от него и потом была больна… Ты ведь
знаешь его? Он злой человек!
Узнал я, например, о господине Смите, о капитале, у него похищенном дочкой, о
князе, забравшем в свои руки капитал; наконец, среди разных восклицаний, обиняков и аллегорий проглянула мне в письмах и настоящая суть: то есть, Ваня, понимаешь!
— Да ведь ты сам
знаешь, что она дочь
князя, — отвечал он, глядя на меня с какою-то злобною укоризною, — ну, к чему такие праздные вопросы делать, пустой ты человек? Главное не в этом, а в том, что она
знает, что она не просто дочь
князя, а законнаядочь
князя, — понимаешь ты это?
Конечно, мать ее была больна, в чахотке; эта болезнь особенно развивает озлобление и всякого рода раздражения; но, однако ж, я наверно
знаю, через одну куму у Бубновой, что она писала к
князю, да, к
князю, к самому
князю…
Итак, посылала ли она письмо или не посылала — не
знаю; но есть одно основание предположить, что не посылала, потому что
князь узнал наверно,что она в Петербурге и где именно, кажется, уже после смерти ее.
— Да что я-то с
князем? Пойми: полнейшая нравственная уверенность и ни одного положительного доказательства, — ни одного,как я ни бился. Положение критическое! Надо было за границей справки делать, а где за границей? — неизвестно. Я, разумеется, понял, что предстоит мне бой, что я только могу его испугать намеками, прикинуться, что
знаю больше, чем в самом деле
знаю…
Но Нелли не исполнила завещания: она
знала все, но не пошла к
князю и умерла непримиренная.