Неточные совпадения
К величайшему моему
ужасу, я
увидел, что это ребенок, девочка, и если б это был даже сам Смит, то и
он бы, может быть, не так испугал меня, как это странное, неожиданное появление незнакомого ребенка
в моей комнате
в такой час и
в такое время.
— Это я,
видишь, Ваня, смотреть не могу, — начал
он после довольно продолжительного сердитого молчания, — как эти маленькие, невинные создания дрогнут от холоду на улице… из-за проклятых матерей и отцов. А впрочем, какая же мать и вышлет такого ребенка на такой
ужас, если уж не самая несчастная!.. Должно быть, там
в углу у ней еще сидят сироты, а это старшая; сама больна, старуха-то; и… гм! Не княжеские дети! Много, Ваня, на свете… не княжеских детей! гм!
Неточные совпадения
И
в это же время, как бы одолев препятствия, ветер посыпал снег с крыш вагонов, затрепал каким-то железным оторванным листом, и впереди плачевно и мрачно заревел густой свисток паровоза. Весь
ужас метели показался ей еще более прекрасен теперь.
Он сказал то самое, чего желала ее душа, но чего она боялась рассудком. Она ничего не отвечала, и на лице ее
он видел борьбу.
Но, глядя на нее,
он опять
видел, что помочь нельзя, и приходил
в ужас и говорил: «Господи, прости и помоги».
Но
в это самое время вышла княгиня. На лице ее изобразился
ужас, когда она
увидела их одних и
их расстроенные лица. Левин поклонился ей и ничего не сказал. Кити молчала, не поднимая глаз. «Слава Богу, отказала», — подумала мать, и лицо ее просияло обычной улыбкой, с которою она встречала по четвергам гостей. Она села и начала расспрашивать Левина о
его жизни
в деревне.
Он сел опять, ожидая приезда гостей, чтоб уехать незаметно.
И если бы
в ту минуту
он в состоянии был правильнее
видеть и рассуждать; если бы только мог сообразить все трудности своего положения, все отчаяние, все безобразие и всю нелепость
его, понять при этом, сколько затруднений, а может быть, и злодейств, еще остается
ему преодолеть и совершить, чтобы вырваться отсюда и добраться домой, то очень может быть, что
он бросил бы все и тотчас пошел бы сам на себя объявить, и не от страху даже за себя, а от одного только
ужаса и отвращения к тому, что
он сделал.
Артиста этого
он видел на сцене театра
в царских одеждах трагического царя Бориса,
видел его безумным и страшным Олоферном, ужаснейшим царем Иваном Грозным при въезде
его во Псков, — маленькой, кошмарной фигуркой с плетью
в руках, сидевшей криво на коне, над людями, которые кланялись
в ноги коню
его;
видел гибким Мефистофелем, пламенным сарказмом над людями, над жизнью; великолепно, поражающе изображал этот человек
ужас безграничия власти.