Неточные совпадения
— Послушайте, — сказал я, почти
не зная,
с чего и начать, —
не горюйте об Азорке. Пойдемте, я вас
отвезу домой. Успокойтесь. Я сейчас схожу за извозчиком. Где вы живете?
Помню, как однажды Наташа, наслушавшись наших разговоров, таинственно
отвела меня в сторону и со слезами умоляла подумать о моей судьбе, допрашивала меня, выпытывала: что я именно делаю, и, когда я перед ней
не открылся, взяла
с меня клятву, что я
не сгублю себя как лентяй и праздношатайка.
Старушка становилась больна, если долго
не получала известий, а когда я приходил
с ними, интересовалась самою малейшею подробностию, расспрашивала
с судорожным любопытством, «
отводила душу» на моих рассказах и чуть
не умерла от страха, когда Наташа однажды заболела, даже чуть было
не пошла к ней сама.
И он поспешил уйти, стараясь даже и
не глядеть на нас, как будто совестясь, что сам же нас
сводил вместе. В таких случаях, и особенно когда возвращался к нам, он становился всегда суров и желчен и со мной и
с Анной Андреевной, даже придирчив, точно сам на себя злился и досадовал за свою мягкость и уступчивость.
Я сообщил ей, что у Наташи
с Алешей действительно как будто идет на разрыв и что это серьезнее, чем прежние их несогласия; что Наташа прислала мне вчера записку, в которой умоляла меня прийти к ней сегодня вечером, в девять часов, а потому я даже и
не предполагал сегодня заходить к ним;
завел же меня сам Николай Сергеич.
Она вдруг нахмурила свои брови и даже
с каким-то испугом взглянула на меня. Потом потупилась, молча повернулась и тихо пошла из комнаты,
не удостоив меня ответом, совершенно как вчера. Я
с изумлением
провожал ее глазами. Но она остановилась на пороге.
Маслобоев как-то, видимо, старался
не смотреть на них. Но только что мы вошли в первую комнату, через которую, по всей длине ее, тянулся довольно опрятный прилавок, весь уставленный закусками, подовыми пирогами, расстегаями и графинами
с настойками разных цветов, как Маслобоев быстро
отвел меня в угол и сказал...
Отворил дворник и перемигнулся
с Митрошкой. Мы вошли тихо; в доме нас
не слыхали. Дворник
провел нас по лесенке и постучался. Его окликнули; он отвечал, что один: «дескать, надоть». Отворили, и мы все вошли разом. Дворник скрылся.
— И
не пожалела ты его, Нелли! — вскричал я, когда мы остались одни, — и
не стыдно,
не стыдно тебе! Нет, ты
не добрая, ты и вправду злая! — и как был без шляпы, так и побежал я вслед за стариком. Мне хотелось
проводить его до ворот и хоть два слова сказать ему в утешение. Сбегая
с лестницы, я как будто еще видел перед собой лицо Нелли, страшно побледневшее от моих упреков.
Наконец, часы пробили одиннадцать. Я насилу мог уговорить его ехать. Московский поезд отправлялся ровно в двенадцать. Оставался один час. Наташа мне сама потом говорила, что
не помнит, как последний раз взглянула на него. Помню, что она перекрестила его, поцеловала и, закрыв руками лицо, бросилась назад в комнату. Мне же надо было
проводить Алешу до самого экипажа, иначе он непременно бы воротился и никогда бы
не сошел
с лестницы.
Да, бог мне помог! В полчаса моего отсутствия случилось у Наташи такое происшествие, которое бы могло совсем убить ее, если б мы
с доктором
не подоспели вовремя.
Не прошло и четверти часа после моего отъезда, как вошел князь. Он только что
проводил своих и явился к Наташе прямо
с железной дороги. Этот визит, вероятно, уже давно был решен и обдуман им. Наташа сама рассказывала мне потом, что в первое мгновение она даже и
не удивилась князю. «Мой ум помешался», — говорила она.
— Ее мать была дурным и подлым человеком обманута, — произнес он, вдруг обращаясь к Анне Андреевне. — Она уехала
с ним от отца и передала отцовские деньги любовнику; а тот выманил их у нее обманом,
завез за границу, обокрал и бросил. Один добрый человек ее
не оставил и помогал ей до самой своей смерти. А когда он умер, она, два года тому назад, воротилась назад к отцу. Так, что ли, ты рассказывал, Ваня? — спросил он отрывисто.
Неточные совпадения
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные места. У вас там в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа
завели домашних гусей
с маленькими гусенками, которые так и шныряют под ногами. Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально, и почему ж сторожу и
не завесть его? только, знаете, в таком месте неприлично… Я и прежде хотел вам это заметить, но все как-то позабывал.
Я, кажется, всхрапнул порядком. Откуда они набрали таких тюфяков и перин? даже вспотел. Кажется, они вчера мне подсунули чего-то за завтраком: в голове до сих пор стучит. Здесь, как я вижу, можно
с приятностию
проводить время. Я люблю радушие, и мне, признаюсь, больше нравится, если мне угождают от чистого сердца, а
не то чтобы из интереса. А дочка городничего очень недурна, да и матушка такая, что еще можно бы… Нет, я
не знаю, а мне, право, нравится такая жизнь.
Оборванные нищие, // Послышав запах пенного, // И те пришли доказывать, // Как счастливы они: // — Нас у порога лавочник // Встречает подаянием, // А в дом войдем, так из дому //
Проводят до ворот… // Чуть запоем мы песенку, // Бежит к окну хозяюшка //
С краюхою,
с ножом, // А мы-то заливаемся: // «Давать давай — весь каравай, //
Не мнется и
не крошится, // Тебе скорей, а нам спорей…»
С ребятами,
с дево́чками // Сдружился, бродит по лесу… // Недаром он бродил! // «Коли платить
не можете, // Работайте!» — А в чем твоя // Работа? — «Окопать // Канавками желательно // Болото…» Окопали мы… // «Теперь рубите лес…» // — Ну, хорошо! — Рубили мы, // А немчура показывал, // Где надобно рубить. // Глядим: выходит просека! // Как просеку прочистили, // К болоту поперечины // Велел по ней
возить. // Ну, словом: спохватились мы, // Как уж дорогу сделали, // Что немец нас поймал!
Скотинин. Сам ты, умный человек, порассуди. Привезла меня сестра сюда жениться. Теперь сама же подъехала
с отводом: «Что-де тебе, братец, в жене; была бы де у тебя, братец, хорошая свинья». Нет, сестра! Я и своих поросят
завести хочу. Меня
не проведешь.