Неточные совпадения
Согласись, Наташа: все пойдет и прекрасно и счастливо, и
любить вы будете
друг друга сколько захотите…
Ваня, послушай, если я и
люблю Алешу, как безумная, как сумасшедшая, то тебя, может быть, еще больше, как
друга моего,
люблю.
— Как! Сам же и сказал тебе, что может
другую любить, а от тебя потребовал теперь такой жертвы?
Кажется, пусть бы он и
другую любил, только бы при мне это было, чтоб и я тут подле была…
Все мы так
друг друга любим, а ссоримся!
— Да, он наш искренний
друг, и мы должны быть все вместе! — отвечала с глубоким чувством Наташа. Бедненькая! Она так и засияла от радости, когда увидела, что князь не забыл подойти ко мне. Как она
любила меня!
В ту самую минуту, когда он, в тот вечер, открывается этой девушке, что не может ее
любить, потому что долг и
другая любовь запрещают ему, — эта девушка вдруг выказывает пред ним столько благородства, столько сочувствия к нему и к своей сопернице, столько сердечного прощения, что он хоть и верил в ее красоту, но и не думал до этого мгновения, чтоб она была так прекрасна!
Ну, с этой купчихой он не совсем вежливо обошелся, и хоть не в ней теперь дело, но замечу,
друг Ваня, что он всю жизнь наиболее по таким делам
любил промышлять.
Я чувствую, что я отвлекусь от рассказа, но в эту минуту мне хочется думать об одной только Нелли. Странно: теперь, когда я лежу на больничной койке один, оставленный всеми, кого я так много и сильно
любил, — теперь иногда одна какая-нибудь мелкая черта из того времени, тогда часто для меня не приметная и скоро забываемая, вдруг приходя на память, внезапно получает в моем уме совершенно
другое значение, цельное и объясняющее мне теперь то, чего я даже до сих пор не умел понять.
— Да, злее меня, потому что вы не хотите простить свою дочь; вы хотите забыть ее совсем и берете к себе
другое дитя, а разве можно забыть свое родное дитя? Разве вы будете
любить меня? Ведь как только вы на меня взглянете, так и вспомните, что я вам чужая и что у вас была своя дочь, которую вы сами забыли, потому что вы жестокий человек. А я не хочу жить у жестоких людей, не хочу, не хочу!.. — Нелли всхлипнула и мельком взглянула на меня.
Да, слезы о бедной Нелли, хотя я в то же время чувствовал непримиримое негодование: она не от нужды просила; она была не брошенная, не оставленная кем-нибудь на произвол судьбы; бежала не от жестоких притеснителей, а от
друзей своих, которые ее
любили и лелеяли.
— Я низкий, я подлый человек, Ваня, — начал он мне, — спаси меня от меня самого. Я не оттого плачу, что я низок и подл, но оттого, что через меня Наташа будет несчастна. Ведь я оставляю ее на несчастье… Ваня,
друг мой, скажи мне, реши за меня, кого я больше
люблю из них: Катю или Наташу?
— Что вы! Куды мне!.. голубчик вы мой! — прибавила она, дрожавшей рукой взяв руку Наташи, и обе опять примолкли, всматриваясь
друг в
друга. — Вот что, мой ангел, — прервала Катя, — нам всего полчаса быть вместе; madame Albert [мадам Альбер (франц.)] и на это едва согласилась, а нам много надо переговорить… Я хочу… я должна… ну я вас просто спрошу: очень вы
любите Алешу?
— Если б вы знали, как я вас
люблю! — проговорила она плача. — Будем сестрами, будем всегда писать
друг другу… а я вас буду вечно
любить… я вас буду так
любить, так
любить…
— Видишь, Ваня: ведь я решила, что я его не
любила как ровню, так, как обыкновенно женщина
любит мужчину. Я
любила его как… почти как мать. Мне даже кажется, что совсем и не бывает на свете такой любви, чтоб оба
друг друга любили как ровные, а? Как ты думаешь?
Не знаю, впрочем,
любила ли именно одно это: так, просто, всего его
любила, и будь он хоть чем-нибудь
другой, с характером иль умнее, я бы, может, и не
любила его так.
— Вся надежда на вас, — говорил он мне, сходя вниз. —
Друг мой, Ваня! Я перед тобой виноват и никогда не мог заслужить твоей любви, но будь мне до конца братом:
люби ее, не оставляй ее, пиши мне обо всем как можно подробнее и мельче, как можно мельче пиши, чтоб больше уписалось. Послезавтра я здесь опять, непременно, непременно! Но потом, когда я уеду, пиши!
Но эта тягость быстро исчезла: я понял, что в ней совсем
другое желание, что она простолюбит меня,
любит бесконечно, не может жить без меня и не заботиться о всем, что до меня касается, и я думаю, никогда сестра не
любила до такой степени своего брата, как Наташа
любила меня.
И плющ был и еще такие широкие листья, — уж не знаю, как они называются, — и еще
другие листья, которые за все цепляются, и белые цветы большие были, и нарциссы были, а я их больше всех цветов
люблю, и розаны были, такие славные розаны, и много-много было цветов.
— И все вообще, такой ужас! Ты не знаешь: отец, зимою, увлекался водевильной актрисой; толстенькая, красная, пошлая, как торговка. Я не очень хороша с Верой Петровной, мы не
любим друг друга, но — господи! Как ей было тяжело! У нее глаза обезумели. Видел, как она поседела? До чего все это грубо и страшно. Люди топчут друг друга. Я хочу жить, Клим, но я не знаю — как?
Итак, что до чувств и отношений моих к Лизе, то все, что было наружу, была лишь напускная, ревнивая ложь с обеих сторон, но никогда мы оба не
любили друг друга сильнее, как в это время. Прибавлю еще, что к Макару Ивановичу, с самого появления его у нас, Лиза, после первого удивления и любопытства, стала почему-то относиться почти пренебрежительно, даже высокомерно. Она как бы нарочно не обращала на него ни малейшего внимания.
Неточные совпадения
Городничий. Ах, боже мой, вы всё с своими глупыми расспросами! не дадите ни слова поговорить о деле. Ну что,
друг, как твой барин?.. строг?
любит этак распекать или нет?
Хлестаков. Это правда. Я, признаюсь, сам
люблю иногда заумствоваться: иной раз прозой, а в
другой и стишки выкинутся.
Хлестаков (провожая).Нет, ничего. Это все очень смешно, что вы говорили. Пожалуйста, и в
другое тоже время… Я это очень
люблю. (Возвращается и, отворивши дверь, кричит вслед ему.)Эй вы! как вас? я все позабываю, как ваше имя и отчество.
19) Грустилов, Эраст Андреевич, статский советник.
Друг Карамзина. Отличался нежностью и чувствительностью сердца,
любил пить чай в городской роще и не мог без слез видеть, как токуют тетерева. Оставил после себя несколько сочинений идиллического содержания и умер от меланхолии в 1825 году. Дань с откупа возвысил до пяти тысяч рублей в год.
10) Маркиз де Санглот, Антон Протасьевич, французский выходец и
друг Дидерота. Отличался легкомыслием и
любил петь непристойные песни. Летал по воздуху в городском саду и чуть было не улетел совсем, как зацепился фалдами за шпиц, и оттуда с превеликим трудом снят. За эту затею уволен в 1772 году, а в следующем же году, не уныв духом, давал представления у Излера на минеральных водах. [Это очевидная ошибка. — Прим. издателя.]