Неточные совпадения
В эти
дни между другими хлопотами я ходил на Васильевский остров, в Шестую линию, и только
придя туда, усмехнулся сам над собою: что мог я увидать в Шестой линии, кроме ряда обыкновенных домов?
Дворник на первое время обещался
приходить хоть по разу в
день, прислужить мне в каком-нибудь крайнем случае.
«А кто знает, — думал я, — может быть, кто-нибудь и наведается о старике!» Впрочем, прошло уже пять
дней, как он умер, а еще никто не
приходил.
Он вот поклянется тебе, да в тот же
день, так же правдиво и искренно, другому отдастся; да еще сам первый к тебе
придет рассказать об этом.
— Он, может быть, и совсем не
придет, — проговорила она с горькой усмешкой. — Третьего
дня он писал, что если я не дам ему слова
прийти, то он поневоле должен отложить свое решение — ехать и обвенчаться со мною; а отец увезет его к невесте. И так просто, так натурально написал, как будто это и совсем ничего… Что если он и вправду поехал к ней,Ваня?
Прибавил я еще, что записка Наташи, сколько можно угадывать, написана ею в большом волнении; пишет она, что сегодня вечером все решится, а что? — неизвестно; странно тоже, что пишет от вчерашнего
дня, а назначает
прийти сегодня, и час определила: девять часов.
С первого детства моего до самого последнего
дня он
приходил к моей кровати и крестил меня на ночь.
— Я и надеюсь на вашу проницательность, — продолжал он, — и если позволил себе
прийти к вам теперь, то именно потому, что знал, с кем имею
дело.
— Слушай, Маслобоев! Братское твое предложение ценю, но ничего не могу теперь отвечать, а почему — долго рассказывать. Есть обстоятельства. Впрочем, обещаюсь: все расскажу тебе потом, по-братски. За предложение благодарю: обещаюсь, что
приду к тебе и
приду много раз. Но вот в чем
дело: ты со мной откровенен, а потому и я решаюсь спросить у тебя совета, тем более что ты в этих
делах мастак.
Старушка перекрестила меня несколько раз на дорогу, послала особое благословение Наташе и чуть не заплакала, когда я решительно отказался
прийти в тот же
день еще раз, вечером, если с Наташей не случилось чего особенного.
И вчера и третьего
дня, как
приходила ко мне, она на иные мои вопросы не проговаривала ни слова, а только начинала вдруг смотреть мне в глаза своим длинным, упорным взглядом, в котором вместе с недоумением и диким любопытством была еще какая-то странная гордость.
Наконец она и в самом
деле заснула и, к величайшему моему удовольствию, спокойно, без бреду и без стонов. На меня напало раздумье; Наташа не только могла, не зная, в чем
дело, рассердиться на меня за то, что я не
приходил к ней сегодня, но даже, думал я, наверно будет огорчена моим невниманием именно в такое время, когда, может быть, я ей наиболее нужен. У нее даже наверно могли случиться теперь какие-нибудь хлопоты, какое-нибудь
дело препоручить мне, а меня, как нарочно, и нет.
— Да; но он только в последний месяц стал совсем забываться. Сидит, бывало, здесь целый
день, и, если б я не
приходила к нему, он бы и другой, и третий
день так сидел, не пивши, не евши. А прежде он был гораздо лучше.
— Я начал о моем ветренике, — продолжал князь, — я видел его только одну минуту и то на улице, когда он садился ехать к графине Зинаиде Федоровне. Он ужасно спешил и, представьте, даже не хотел встать, чтоб войти со мной в комнаты после четырех
дней разлуки. И, кажется, я в том виноват, Наталья Николаевна, что он теперь не у вас и что мы
пришли прежде него; я воспользовался случаем, и так как сам не мог быть сегодня у графини, то дал ему одно поручение. Но он явится сию минуту.
— Нет, про только-тоуж я скажу, — перебил он, выскакивая в переднюю и надевая шинель (за ним и я стал одеваться). — У меня и до тебя
дело; очень важное
дело, за ним-то я и звал тебя; прямо до тебя касается и до твоих интересов. А так как в одну минуту, теперь, рассказать нельзя, то дай ты, ради бога, слово, что
придешь ко мне сегодня ровно в семь часов, ни раньше, ни позже. Буду дома.
— Потом вспомнил, а вчера забыл. Об
деле действительно хотел с тобою поговорить, но пуще всего надо было утешить Александру Семеновну. «Вот, говорит, есть человек, оказался приятель, зачем не позовешь?» И уж меня, брат, четверо суток за тебя продергивают. За бергамот мне, конечно, на том свете сорок грехов простят, но, думаю, отчего же не посидеть вечерок по-приятельски? Я и употребил стратагему [военную хитрость]: написал, что, дескать, такое
дело, что если не
придешь, то все наши корабли потонут.
— Да вы, может быть, побрезгаете, что он вот такой… пьяный. Не брезгайте, Иван Петрович, он добрый, очень добрый, а уж вас как любит! Он про вас мне и
день и ночь теперь говорит, все про вас. Нарочно ваши книжки купил для меня; я еще не прочла; завтра начну. А уж мне-то как хорошо будет, когда вы
придете! Никого-то не вижу, никто-то не ходит к нам посидеть. Все у нас есть, а сидим одни. Теперь вот я сидела, все слушала, все слушала, как вы говорили, и как это хорошо… Так до пятницы…
— Вы и сами говорили мне все, и третьего
дня, когда муж Александры Семеновны
приходил утром, я его спрашивала: он мне все и сказал.
Анна Андреевна
прислала в одно утро за мною с просьбой бросить все и немедленно спешить к ней по очень важному
делу, не терпящему ни малейшего отлагательства.
Анна Андреевна
пришла в ужас, но надо было помогать старику, и она, сама чуть не без памяти, весь этот
день и почти всю ночь ухаживала за ним, примачивала ему голову уксусом, обкладывала льдом.
Мамаше хотелось серьги, а дедушка все нарочно обманывал ее и говорил, что подарит не серьги, а брошку; и когда он принес серьги и как увидел, что мамаша уж знает, что будут серьги, а не брошка, то рассердился за то, что мамаша узнала, и половину
дня не говорил с ней, а потом сам
пришел ее целовать и прощенья просить…
А на другой
день все меня высылала несколько раз поутру, хотя я и сказала ей, что дедушка
приходил всегда только перед вечером.
Сама же она за мной издали шла и за углом пряталась и на другой
день также, но дедушка не
пришел, а в эти
дни шел дождь, и матушка очень простудилась, потому что все со мной выходила за ворота, и опять слегла.
Когда я
пришла домой, я отдала деньги и все рассказала мамаше, и мамаше сделалось хуже, а сама я всю ночь была больна и на другой
день тоже вся в жару была, но я только об одном думала, потому что сердилась на дедушку, и когда мамаша заснула, пошла на улицу, к дедушкиной квартире, и, не доходя, стала на мосту.
— За неделю до смерти мамаша подозвала меня и сказала: «Нелли, сходи еще раз к дедушке, в последний раз, и попроси, чтоб он
пришел ко мне и простил меня; скажи ему, что я через несколько
дней умру и тебя одну на свете оставляю.
Она заболела с того самого
дня, как мы
пришли с ней тогда к старикам, в
день примирения их с Наташей.
Больная девочка развеселялась как ребенок, кокетничала с стариком, подсмеивалась над ним, рассказывала ему свои сны и всегда что-нибудь выдумывала, заставляла рассказывать и его, и старик до того был рад, до того был доволен, смотря на свою «маленькую дочку Нелли», что каждый
день все более и более
приходил от нее в восторг.
Каждый
день, по вечерам, когда мы все собирались вместе (Маслобоев тоже
приходил почти каждый вечер), приезжал иногда и старик доктор, привязавшийся всею душою к Ихменевым; вывозили и Нелли в ее кресле к нам за круглый стол.
Он и в самом
деле, Ваня, мне прежде это один раз говорил, уж после того как мамаша умерла, когда я
приходила к нему.
Одним словом, выдумка старика до того прельщала его самого, что он уже
пришел от нее в восторг. Невозможно было и возражать ему. Я спросил совета у доктора, но прежде чем тот собрался сообразить, старик уже схватил свой картуз и побежал обделывать
дело.