— Нелли, — сказал я, — вот ты теперь больна, расстроена, а я должен тебя оставить одну, взволнованную и
в слезах. Друг мой! Прости меня и узнай, что тут есть тоже одно любимое и непрощенное существо, несчастное, оскорбленное и покинутое. Она ждет меня. Да и меня самого влечет теперь после твоего рассказа так, что я, кажется, не перенесу, если не увижу ее сейчас, сию минуту…
Неточные совпадения
Помню, как однажды Наташа, наслушавшись наших разговоров, таинственно отвела меня
в сторону и со
слезами умоляла подумать о моей судьбе, допрашивала меня, выпытывала: что я именно делаю, и, когда я перед ней не открылся, взяла с меня клятву, что я не сгублю себя как лентяй и праздношатайка.
Если я был счастлив когда-нибудь, то это даже и не во время первых упоительных минут моего успеха, а тогда, когда еще я не читал и не показывал никому моей рукописи:
в те долгие ночи, среди восторженных надежд и мечтаний и страстной любви к труду; когда я сжился с моей фантазией, с лицами, которых сам создал, как с родными, как будто с действительно существующими; любил их, радовался и печалился с ними, а подчас даже и плакал самыми искренними
слезами над незатейливым героем моим.
— Ах, как мне хотелось тебя видеть! — продолжала она, подавив свои
слезы. — Как ты похудел, какой ты больной, бледный; ты
в самом деле был нездоров, Ваня? Что ж я, и не спрошу! Все о себе говорю; ну, как же теперь твои дела с журналистами? Что твой новый роман, подвигается ли?
Мне
в утешение, что ль, на мои
слезы глядя, аль чтоб родную дочь даже совсем из воспоминания изгнать да к другому детищу привязаться?
Я уверен, что
в душе его все ныло и перевертывалось
в эту минуту, глядя на
слезы и страх своей бедной подруги; я уверен, что ему было гораздо больнее, чем ей; но он не мог удержаться.
Этим мучат меня каждодневно, денно и нощно, у меня же
в доме,
слезами, вздохами, глупыми намеками!
Чувствительный и проницательный сердцем, Алеша, иногда целую неделю обдумывавший с наслаждением, как бы ей что подарить и как-то она примет подарок, делавший из этого для себя настоящие праздники, с восторгом сообщавший мне заранее свои ожидания и мечты, впадал
в уныние от ее журьбы и
слез, так что его становилось жалко, а впоследствии между ними бывали из-за подарков упреки, огорчения и ссоры.
Со
слезами каялся он мне
в знакомстве с Жозефиной,
в то же время умоляя не говорить об этом Наташе; и когда, жалкий и трепещущий, он отправлялся, бывало, после всех этих откровенностей, со мною к ней (непременно со мною, уверяя, что боится взглянуть на нее после своего преступления и что я один могу поддержать его), то Наташа с первого же взгляда на него уже знала,
в чем дело.
Она была сильно взволнована. Рассказывая, я нагибался к ней и заглядывал
в ее лицо. Я заметил, что она употребляла ужасные усилия подавить свое волнение, точно из гордости передо мной. Она все больше и больше бледнела и крепко закусила свою нижнюю губу. Но особенно поразил меня странный стук ее сердца. Оно стучало все сильнее и сильнее, так что, наконец, можно было слышать его за два, за три шага, как
в аневризме. Я думал, что она вдруг разразится
слезами, как и вчера; но она преодолела себя.
Мало-помалу
слезы ее обратились
в рыдания.
Она судорожно сжимала мои колени своими руками. Все чувство ее, сдерживаемое столько времени, вдруг разом вырвалось наружу
в неудержимом порыве, и мне стало понятно это странное упорство сердца, целомудренно таящего себя до времени и тем упорнее, тем суровее, чем сильнее потребность излить себя, высказаться, и все это до того неизбежного порыва, когда все существо вдруг до самозабвения отдается этой потребности любви, благодарности, ласкам,
слезам…
Она закрыла лицо руками, упала
в кресла и зарыдала как ребенок. Алеша с криком бросился к ней. Он никогда не мог видеть без
слез ее
слезы.
Увидя мои
слезы, она долго и неподвижно вглядывалась
в меня с усиленным, напряженным вниманием, как будто стараясь что-то осмыслить и сообразить.
Случалось иногда, впрочем, что она вдруг становилась на какой-нибудь час ко мне по-прежнему ласкова. Ласки ее, казалось, удвоивались
в эти мгновения; чаще всего
в эти же минуты она горько плакала. Но часы эти проходили скоро, и она впадала опять
в прежнюю тоску и опять враждебно смотрела на меня, или капризилась, как при докторе, или вдруг, заметив, что мне неприятна какая-нибудь ее новая шалость, начинала хохотать и всегда почти кончала
слезами.
И
в его глазах, сухих и воспаленных от лихорадочного жара, накипела
слеза.
Она залилась
слезами. Эту речь она, кажется, давно уже сообразила и вытвердила, на случай если старик еще раз будет ее приглашать к себе. Старик был поражен и побледнел. Болезненное ощущение выразилось
в лице его.
Мучительно сжалось мое сердце; как будто что-то дорогое, что я любил, лелеял и миловал, было опозорено и оплевано передо мной
в эту минуту, но вместе с тем и
слезы потекли из глаз моих.
Да,
слезы о бедной Нелли, хотя я
в то же время чувствовал непримиримое негодование: она не от нужды просила; она была не брошенная, не оставленная кем-нибудь на произвол судьбы; бежала не от жестоких притеснителей, а от друзей своих, которые ее любили и лелеяли.
— И свадьба ваша будет тогда, — поспешила сквозь
слезы проговорить Катя, тоже
в утешение Алеше.
И
слезы, рыдания вдруг разом так и хлынули из ее сердца. Целых полчаса она не могла прийти
в себя и хоть сколько-нибудь успокоиться.
— Друг мой!.. жизнь моя!.. радость моя!.. — бессвязно восклицал старик, схватив руки Наташи и, как влюбленный, смотря
в бледное, худенькое, но прекрасное личико ее,
в глаза ее,
в которых блистали
слезы.
— Да поцелуйте же меня, жестокий вы человек,
в губы,
в лицо поцелуйте, как мамаша целует! — воскликнула Наташа больным, расслабленным, полным
слезами радости голосом.
Впрочем, и теперь Нелли долго упорствовала, долго намеренно таила от нас
слезы примирения, накипавшие
в ней, и, наконец, отдалась нам совсем.
Неточные совпадения
Постой! уж скоро странничек // Доскажет быль афонскую, // Как турка взбунтовавшихся // Монахов
в море гнал, // Как шли покорно иноки // И погибали сотнями — // Услышишь шепот ужаса, // Увидишь ряд испуганных, //
Слезами полных глаз!
— Не знаю я, Матренушка. // Покамест тягу страшную // Поднять-то поднял он, // Да
в землю сам ушел по грудь // С натуги! По лицу его // Не
слезы — кровь течет! // Не знаю, не придумаю, // Что будет? Богу ведомо! // А про себя скажу: // Как выли вьюги зимние, // Как ныли кости старые, // Лежал я на печи; // Полеживал, подумывал: // Куда ты, сила, делася? // На что ты пригодилася? — // Под розгами, под палками // По мелочам ушла!
— Видно, как-никак, а быть мне у бригадира
в полюбовницах! — говорила она, обливаясь
слезами.
Но летописец недаром предварял события намеками:
слезы бригадировы действительно оказались крокодиловыми, и покаяние его было покаяние аспидово. Как только миновала опасность, он засел у себя
в кабинете и начал рапортовать во все места. Десять часов сряду макал он перо
в чернильницу, и чем дальше макал, тем больше становилось оно ядовитым.
Начали сечь Волоса, который выдержал наказание стоически, потом принялись за Ярилу, и говорят, будто бы
в глазах его показались
слезы.