Неточные совпадения
Похороны
были великолепные — разумеется, на счет непочтительного сына, которого не хотели пускать на
глаза.
Ужасно, ужасно! но всего ужаснее то — позвольте это вам сказать откровенно, полковник, — всего ужаснее то, что вы стоите теперь передо мною, как бесчувственный столб, разиня рот и хлопая
глазами, что даже неприлично, тогда как при одном предположении подобного случая вы бы должны
были вырвать с корнем волосы из головы своей и испустить ручьи… что я говорю! реки, озера, моря, океаны слез!..
Кто знает, может
быть, это безобразно вырастающее самолюбие
есть только ложное, первоначально извращенное чувство собственного достоинства, оскорбленного в первый раз еще, может, в детстве гнетом, бедностью, грязью, оплеванного, может
быть, еще в лице родителей будущего скитальца, на его же
глазах?
Что-то бабье
было во всей его фигуре и тотчас же бросалось в
глаза.
Барина послушались. Гвоздь, которым забили каретную дверцу более для того, чтобы позабавиться над Васильевым, когда тот проспится,
был вынут, и Васильев показался на свет божий испачканный, неряшливый и оборванный. Он замигал от солнца, чихнул и покачнулся; потом, сделав рукой над
глазами щиток, осмотрелся кругом.
Словом, я сам почувствовал, что зарапортовался ужасно. По молодости еще можно
было простить. Но господин Бахчеев не простил. Серьезно и строго смотрел он мне в
глаза и, наконец, вдруг побагровел, как индейский петух.
— Эх, брат,
есть же на свете люди, что всю подноготную знают! — говорил он мне однажды с сверкающими от восторга
глазами.
— Науками, братец, науками, вообще науками! Я вот только не могу сказать, какими именно, а только знаю, что науками. Как про железные дороги говорит! И знаешь, — прибавил дядя полушепотом, многозначительно прищуривая правый
глаз, — немного эдак, вольных идей! Я заметил, особенно когда про семейное счастье заговорил… Вот жаль, что я сам мало понял (времени не
было), а то бы рассказал тебе все как по нитке. И, вдобавок, благороднейших свойств человек! Я его пригласил к себе погостить. С часу на час ожидаю.
Мне, впрочем, понравились ее
глаза, голубые и кроткие; и хотя около этих
глаз уже виднелись морщинки, но взгляд их
был так простодушен, так весел и добр, что как-то особенно приятно
было встречаться с ним.
Гаврила вошел не один; с ним
был дворовый парень, мальчик лет шестнадцати, прехорошенький собой, взятый во двор за красоту, как узнал я после. Звали его Фалалеем. Он
был одет в какой-то особенный костюм, в красной шелковой рубашке, обшитой по вороту позументом, с золотым галунным поясом, в черных плисовых шароварах и в козловых сапожках, с красными отворотами. Этот костюм
был затеей самой генеральши. Мальчик прегорько рыдал, и слезы одна за другой катились из больших голубых
глаз его.
Полковник с бесславием прогнан
был с
глаз блюстителя нравственности за неприличие и ненаходчивость своего ответа.
— Далеко не считаю себя красавцем, но поневоле пришел к заключению, что
есть же что-нибудь в этом сером
глазе, что отличает меня от какого-нибудь Фалалея.
С четверть часа бродил я по саду, раздраженный и крайне недовольный собой, обдумывая: что мне теперь делать? Солнце садилось. Вдруг, на повороте в одну темную аллею, я встретился лицом к лицу с Настенькой. В
глазах ее
были слезы, в руках платок, которым она утирала их.
— Да вот, например, объясните: сейчас Фома Фомич отказался от пятнадцати тысяч серебром, которые уже
были в его руках, — я видел это собственными
глазами.
Во-первых, я ее тотчас же помещаю в Москве, в одно благородное, но бедное семейство — это не то, о котором я говорил; это другое семейство; при ней
будет постоянно находиться моя сестра; за ней
будут смотреть в оба
глаза.
Обноскин вспыхнул и готовился
было протестовать; но прежде чем он успел раскрыть рот, дверь отворилась и сама Анфиса Петровна, раздраженная, со сверкавшими
глазами, покрасневшая от злости, влетела в комнату.
— Ты, Фома, меня не задирай, в покое оставь! — сказал он, гневно смотря на Фому своими маленькими, налитыми кровью
глазами. — Мне что твоя литература? Дай только бог мне здоровья, — пробормотал он себе под нос, — а там хоть бы всех… и с сочинителями-то… волтерьянцы, только и
есть!
Но дядя не в состоянии
был отвечать: он смотрел на Фому испуганный и уничтоженный, раскрыв рот, с выкатившимися
глазами.
— Друг мой, — отвечал дядя, подняв голову и с решительным видом смотря мне в
глаза, — я судил себя в эту минуту и теперь знаю, что должен делать! Не беспокойся, обиды Насте не
будет — я так устрою…
— Малаги бы я
выпил теперь, — простонал Фома, снова закрывая
глаза.
Это
был невысокий, но плотный господин лет сорока, с темными волосами и с проседью, выстриженный под гребенку, с багровым, круглым лицом, с маленькими, налитыми кровью
глазами, в высоком волосяном галстухе, застегнутом сзади пряжкой, во фраке необыкновенно истасканном, в пуху и в сене, и сильно лопнувшем под мышкой, в pantalon impossible [Здесь: немыслимые брюки (франц.).] и при фуражке, засаленной до невероятности, которую он держал на отлете.
Я отыскал дядю в саду, у пруда, в самом уединенном месте. Он
был с Настенькой. Увидя меня, Настенька стрельнула в кусты, как будто виноватая. Дядя пошел ко мне навстречу с сиявшим лицом; в
глазах его стояли слезы восторга. Он взял меня за обе руки и крепко сжал их.
В натуре Прасковьи Ильиничны
есть одно замечательное свойство: совершенно уничтожаться перед теми, кого она полюбила, ежечасно исчезать перед ними, смотреть им в
глаза, подчиняться всевозможным их капризам, ходить за ними и служить им.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ему всё бы только рыбки! Я не иначе хочу, чтоб наш дом
был первый в столице и чтоб у меня в комнате такое
было амбре, чтоб нельзя
было войти и нужно бы только этак зажмурить
глаза. (Зажмуривает
глаза и нюхает.)Ах, как хорошо!
Хлестаков. Оробели? А в моих
глазах точно
есть что-то такое, что внушает робость. По крайней мере, я знаю, что ни одна женщина не может их выдержать, не так ли?
Городничий (в сторону).Славно завязал узелок! Врет, врет — и нигде не оборвется! А ведь какой невзрачный, низенький, кажется, ногтем бы придавил его. Ну, да постой, ты у меня проговоришься. Я тебя уж заставлю побольше рассказать! (Вслух.)Справедливо изволили заметить. Что можно сделать в глуши? Ведь вот хоть бы здесь: ночь не спишь, стараешься для отечества, не жалеешь ничего, а награда неизвестно еще когда
будет. (Окидывает
глазами комнату.)Кажется, эта комната несколько сыра?
Марья Антоновна. Нейдет, я что угодно даю, нейдет: для этого нужно, чтоб
глаза были совсем темные.
Вздрогнула я, одумалась. // — Нет, — говорю, — я Демушку // Любила, берегла… — // «А зельем не
поила ты? // А мышьяку не сыпала?» // — Нет! сохрани Господь!.. — // И тут я покорилася, // Я в ноги поклонилася: // —
Будь жалостлив,
будь добр! // Вели без поругания // Честному погребению // Ребеночка предать! // Я мать ему!.. — Упросишь ли? // В груди у них нет душеньки, // В
глазах у них нет совести, // На шее — нет креста!