Неточные совпадения
Полы были усыпаны свежею накошенною душистою травой,
окна были отворены, свежий, легкий, прохладный воздух проникал в комнату, птички чирикали
под окнами, а посреди залы, на покрытых белыми атласными пеленами столах,
стоял гроб.
Шла уже вторая неделя после святой;
стояли теплые, ясные, весенние дни; в арестантской палате отворили
окна (решетчатые,
под которыми ходил часовой).
Но она часто приходила на госпитальный двор,
под окна, особенно
под вечер, а иногда так только, чтобы
постоять на дворе минутку и хоть издали посмотреть на
окна палаты.
Порою, сквозь форточки освещенных окон, в чистый воздух прольются какие-то особенные запахи — тонкие, незнакомые, намекающие на иную жизнь, неведомую мне;
стоишь под окном и, принюхиваясь, прислушиваясь, — догадываешься: какая это жизнь, что за люди живут в этом доме? Всенощная, а они — весело шумят, смеются, играют на каких-то особенных гитарах, из форточки густо течет меднострунный звон.
— Нет, царь, нет! Я помню. Когда ты
стоял под окном моего дома и звал меня: «Прекрасная моя, выйди, волосы мои полны ночной росою!» — я узнала тебя, я вспомнила тебя, и радость и страх овладели моим сердцем. Скажи мне, мой царь, скажи, Соломон: вот, если завтра я умру, будешь ли ты вспоминать свою смуглую девушку из виноградника, свою Суламифь?
Я сам помню, как однажды в сумерки, когда отец мой со священником Петром сидели у окна в кабинете, а Голован
стоял под окном и все они втроем вели свой разговор в открытые на этот случай ворота вбежал ободранный Горностай и с криком «забыл, подлец!» при всех ударил Голована по лицу, а тот, тихонько его отстранив, дал ему из-за пазухи медных денег и повел его за ворота.
Неточные совпадения
Наказанный сидел в зале на угловом
окне; подле него
стояла Таня с тарелкой.
Под видом желания обеда для кукол, она попросила у Англичанки позволения снести свою порцию пирога в детскую и вместо этого принесла ее брату. Продолжая плакать о несправедливости претерпенного им наказания, он ел принесенный пирог и сквозь рыдания приговаривал: «ешь сама, вместе будем есть… вместе».
Под окном, в толпе народа,
стоял Грушницкий, прижав лицо к стеклу и не спуская глаз с своей богини; она, проходя мимо, едва приметно кивнула ему головой.
— Партии нет возможности оканчивать, — говорил Чичиков и заглянул в
окно. Он увидел свою бричку, которая
стояла совсем готовая, а Селифан ожидал, казалось, мановения, чтобы подкатить
под крыльцо, но из комнаты не было никакой возможности выбраться: в дверях
стояли два дюжих крепостных дурака.
Смеркалось; на столе, блистая, // Шипел вечерний самовар, // Китайский чайник нагревая; //
Под ним клубился легкий пар. // Разлитый Ольгиной рукою, // По чашкам темною струею // Уже душистый чай бежал, // И сливки мальчик подавал; // Татьяна пред
окном стояла, // На стекла хладные дыша, // Задумавшись, моя душа, // Прелестным пальчиком писала // На отуманенном стекле // Заветный вензель О да Е.
Толстоногий стол, заваленный почерневшими от старинной пыли, словно прокопченными бумагами, занимал весь промежуток между двумя
окнами; по стенам висели турецкие ружья, нагайки, сабля, две ландкарты, какие-то анатомические рисунки, портрет Гуфеланда, [Гуфеланд Христофор (1762–1836) — немецкий врач, автор широко в свое время популярной книги «Искусство продления человеческой жизни».] вензель из волос в черной рамке и диплом
под стеклом; кожаный, кое-где продавленный и разорванный, диван помещался между двумя громадными шкафами из карельской березы; на полках в беспорядке теснились книги, коробочки, птичьи чучелы, банки, пузырьки; в одном углу
стояла сломанная электрическая машина.