Неточные совпадения
И что это она пишет мне: «Люби Дуню, Родя, а она тебя
больше себя
самой любит»; уж не угрызения ли совести ее
самое втайне мучат, за то, что дочерью сыну согласилась пожертвовать.
Вопрос, почему он пошел теперь к Разумихину, тревожил его
больше, чем даже ему
самому казалось; с беспокойством отыскивал он какой-то зловещий для себя смысл в этом, казалось бы,
самом обыкновенном поступке.
Но теперь, странное дело, в
большую такую телегу впряжена была маленькая, тощая саврасая крестьянская клячонка, одна из тех, которые — он часто это видел — надрываются иной раз с высоким каким-нибудь возом дров или сена, особенно коли воз застрянет в грязи или в колее, и при этом их так больно, так больно бьют всегда мужики кнутами, иной раз даже по
самой морде и по глазам, а ему так жалко, так жалко на это смотреть, что он чуть не плачет, а мамаша всегда, бывало, отводит его от окошка.
Гость несколько раз тяжело отдыхнулся. «Толстый и
большой, должно быть», — подумал Раскольников, сжимая топор в руке. В
самом деле, точно все это снилось. Гость схватился за колокольчик и крепко позвонил.
«Какая-нибудь глупость, какая-нибудь
самая мелкая неосторожность, и я могу всего себя выдать! Гм… жаль, что здесь воздуху нет, — прибавил он, — духота… Голова еще
больше кружится… и ум тоже…»
Оглядевшись еще раз, он уже засунул и руку в карман, как вдруг у
самой наружной стены, между воротами и желобом, где все расстояние было шириною в аршин, заметил он
большой неотесанный камень, примерно, может быть, пуда в полтора весу, прилегавший прямо к каменной уличной стене.
— В
самом серьезном, так сказать, в
самой сущности дела, — подхватил Петр Петрович, как бы обрадовавшись вопросу. — Я, видите ли, уже десять лет не посещал Петербурга. Все эти наши новости, реформы, идеи — все это и до нас прикоснулось в провинции; но чтобы видеть яснее и видеть все, надобно быть в Петербурге. Ну-с, а моя мысль именно такова, что всего
больше заметишь и узнаешь, наблюдая молодые поколения наши. И признаюсь: порадовался…
— А правда ль, что вы, — перебил вдруг опять Раскольников дрожащим от злобы голосом, в котором слышалась какая-то радость обиды, — правда ль, что вы сказали вашей невесте… в тот
самый час, как от нее согласие получили, что всего
больше рады тому… что она нищая… потому что выгоднее брать жену из нищеты, чтоб потом над ней властвовать… и попрекать тем, что она вами облагодетельствована?
— Нечего связываться, — решил
большой дворник. — Как есть выжига!
Сам на то лезет, известно, а свяжись, не развяжешься… Знаем!
С левой стороны, на
самом сердце, было зловещее,
большое, желтовато-черное пятно, жестокий удар копытом.
— О, как же, умеем! Давно уже; я как уж
большая, то молюсь
сама про себя, а Коля с Лидочкой вместе с мамашей вслух; сперва «Богородицу» прочитают, а потом еще одну молитву: «Боже, спаси и благослови сестрицу Соню», а потом еще: «Боже, прости и благослови нашего другого папашу», потому что наш старший папаша уже умер, а этот ведь нам другой, а мы и об том тоже молимся.
«А ведь точно они боятся меня», — подумал
сам про себя Раскольников, исподлобья глядя на мать и сестру. Пульхерия Александровна действительно, чем
больше молчала, тем
больше и робела.
Потому, в-третьих, что возможную справедливость положил наблюдать в исполнении, вес и меру, и арифметику: из всех вшей выбрал
самую наибесполезнейшую и, убив ее, положил взять у ней ровно столько, сколько мне надо для первого шага, и ни
больше ни меньше (а остальное, стало быть, так и пошло бы на монастырь, по духовному завещанию — ха-ха!)…
— Н… нет, видел, один только раз в жизни, шесть лет тому. Филька, человек дворовый у меня был; только что его похоронили, я крикнул, забывшись: «Филька, трубку!» — вошел, и прямо к горке, где стоят у меня трубки. Я сижу, думаю: «Это он мне отомстить», потому что перед
самою смертью мы крепко поссорились. «Как ты смеешь, говорю, с продранным локтем ко мне входить, — вон, негодяй!» Повернулся, вышел и
больше не приходил. Я Марфе Петровне тогда не сказал. Хотел было панихиду по нем отслужить, да посовестился.
— Какое право вы имеете так говорить с ней! — горячо вступилась Пульхерия Александровна, — чем вы можете протестовать? И какие это ваши права? Ну, отдам я вам, такому, мою Дуню? Подите, оставьте нас совсем! Мы
сами виноваты, что на несправедливое дело пошли, а всех
больше я…
А насчет этих здешних обязанностей, допросов и всей этой формалистики… вот вы, батюшка, сейчас упомянуть изволили
сами о допросах-с… так, знаете, действительно, батюшка Родион Романович, эти допросы иной раз
самого допросчика
больше, чем допрашиваемого, с толку сбивают…
Поспешив осведомиться у г-жи Липпевехзель, хлопотавшей в отсутствие Катерины Ивановны (находившейся на кладбище) около накрывавшегося стола, он узнал, что поминки будут торжественные, что приглашены почти все жильцы, из них даже и незнакомые покойному, что приглашен даже Андрей Семенович Лебезятников, несмотря на бывшую его ссору с Катериной Ивановной, и, наконец, он
сам, Петр Петрович, не только приглашен, но даже с
большим нетерпением ожидается, так как он почти
самый важный гость из всех жильцов.
Сама Амалия Ивановна приглашена была тоже с
большим почетом, несмотря на все бывшие неприятности, а потому хозяйничала и хлопотала теперь, почти чувствуя от этого наслаждение, а сверх того была вся разодета хоть и в траур, но во все новое, в шелковое, в пух и прах, и гордилась этим.
Разумеется, если б она мне
сама сказала: «Я хочу тебя иметь», то я бы почел себя в
большой удаче, потому что девушка мне очень нравится; но теперь, теперь по крайней мере, уж конечно, никто и никогда не обращался с ней более вежливо и учтиво, чем я, более с уважением к ее достоинству… я жду и надеюсь — и только!
Он вспомнил, что в этот день назначены похороны Катерины Ивановны, и обрадовался, что не присутствовал на них. Настасья принесла ему есть; он ел и пил с
большим аппетитом, чуть не с жадностью. Голова его была свежее, и он
сам спокойнее, чем в эти последние три дня. Он даже подивился, мельком, прежним приливам своего панического страха. Дверь отворилась, и вошел Разумихин.
— Так к тебе ходит Авдотья Романовна, — проговорил он, скандируя слова, — а ты
сам хочешь видеться с человеком, который говорит, что воздуху надо
больше, воздуху и… и стало быть, и это письмо… это тоже что-нибудь из того же, — заключил он как бы про себя.
Да и
сам я вам откровенно признавался, уже несколько раз, что психология эта о двух концах и что второй-то конец
больше будет, да и гораздо правдоподобнее, а что, кроме этого, против вас у меня пока и нет ничего.
— Да неужели же мне и с вами еще тоже надо возиться, — сказал вдруг Раскольников, выходя с судорожным нетерпением прямо на открытую, — хотя вы, может быть, и
самый опасный человек, если захотите вредить, да я-то не хочу ломать себя
больше.
Кроме того, вы брат особы, которая меня очень интересовала, и, наконец, от
самой этой особы в свое время я ужасно много и часто слыхал о вас, из чего и заключил, что вы имеете над нею
большое влияние; разве этого мало?
Сам он не выпил во все это время ни одной капли вина и всего только спросил себе в вокзале чаю, да и то
больше для порядка.
Насилу достучался и вначале произвел было
большое смятение; но Аркадий Иванович, когда хотел, был человек с весьма обворожительными манерами, так что первоначальная (хотя, впрочем, весьма остроумная) догадка благоразумных родителей невесты, что Аркадий Иванович, вероятно, до того уже где-нибудь нахлестался пьян, что уж и себя не помнит, — тотчас же пала
сама собою.
Ему вдруг почему-то вспомнилось, как давеча, за час до исполнения замысла над Дунечкой, он рекомендовал Раскольникову поручить ее охранению Разумихина. «В
самом деле, я, пожалуй, пуще для своего собственного задора тогда это говорил, как и угадал Раскольников. А шельма, однако ж, этот Раскольников! Много на себе перетащил.
Большою шельмой может быть со временем, когда вздор повыскочит, а теперь слишком уж жить ему хочется! Насчет этого пункта этот народ — подлецы. Ну да черт с ним, как хочет, мне что».
Ему даже отойти от них не хотелось, но он поднялся по лестнице и вошел в
большую, высокую залу, и опять и тут везде, у окон, около растворенных дверей на террасу, на
самой террасе, везде были цветы.